Том 27. Обнаженная и мертвая
Шрифт:
— И вы отказались?
Она кивнула и добавила:
— Хотя потом немного пожалела.
— Вам показалось, что работать очень личным секретарем — занятие более волнующее, чем быть секретарем безличным.
— Что-то в этом роде.
Судя по выражению ее лица, она ожидала от меня чего-то очень глубокомысленного, но, вероятно, она выбрала не то время и не того человека. Поэтому я просто кивнул с понимающим видом и направился к двери.
Глава 2
Позавтракал я в закусочной, которая специализируется на приготовлении яиц с беконом. Это будет еще тот денек, уныло подумал я, потом сел в машину и поехал
Голди Бейкер явно взлетела выше, переехав сюда, и дело было не в трех этажах разницы. Эта квартира была, наверное, раза в два больше той, где теперь жила Элеонора, и выглядела так, словно ее отделывал профессиональный дизайнер, так что я подумал, уж не подарок ли это интимной секретарше от благодарного шефа. После двадцати минут безнадежных поисков я открыл нижний ящик комода в спальне и увидел на кипе нижнего белья прямоугольный пакет из оберточной бумаги. Осторожно достав его, я выпрямился, положил пакет на комод и развернул коричневую обертку. Абсолютно голая Голди Бейкер глянула на меня с бесстыдной улыбкой, ее руки завлекающе приподнимали твердые груди. Всего снимков было двенадцать, и первый оказался почти невинным в сравнении с остальными. Хотя на всех снимках присутствовала только Голди, они производили такое же впечатление, как порнографические открытки; то, что с ней не было партнера или партнеров, не имело значения. Она позировала в явно сексуальных позах: вот, раздвинув ноги, она ласкает себя, ее половые органы набухают, когда она массирует их своими пальцами; вот она стоит на коленях на диване, отвернувшись от камеры, так что нельзя пропустить ни одной детали, дополнить недостающее по сценарию было так же легко, как увидеть каждое движение ее тела, что делало снимки еще более непристойными, чем обычная порнография. Перевернув последнюю фотокарточку, я прочитал надпись на штампе на обратной стороне: «Фотостудия Джексона» с адресом в деловой части города. Джексон, кто бы он ни был, весьма своеобразно зарабатывал себе на жизнь.
Я завернул фотографии в бумагу и взял их с собой. Управляющий все еще пытался делать вид, что ничего не происходит, когда я возвращал ключи, и не спросил прямо, в чем, черт возьми, дело, так что я не стал ничего говорить ему.
Фотостудию я нашел спустя тридцать минут на первом этаже дома, который, судя по его виду, должны были снести еще лет двадцать назад. Дверь в небольшой офис, где стояли маленький, невзрачный стол и стулья, а на стенах висели фотографии унылых людей, оказалась незапертой. Мои часы показывали без десяти девять, так что Джексон или начинал работать очень рано, или, что более вероятно, забыл закрыть входную дверь, уходя прошлым вечером домой. На столе лежал изящный маленький колокольчик, издавший, когда я позвонил в него, мелодичный тихий звук. Спустя, может быть, пять секунд открылась дверь позади стола и из нее появилась девушка.
Ее густые соломенные волосы свободно лежали, обрамляя маленькое овальное лицо. Глубокие голубые глаза светились ярко и спокойно, полностью соответствуя ее нежной и свежей коже, а на губах играла приветливая улыбка. Она была одета в полосатую красно-белую блузку и облегающие джинсы. Блузка была расстегнута чуть не до пупка, и я мог видеть маленькие соски ее грудей, свободно болтавшихся, когда она шла ко мне.
— Доброе утро. — У нее было теплое глубокое контральто. — Что вы желаете?
— Я хотел бы видеть мистера Джексона, — сказал я.
— Я бы тоже. — Ее улыбка стала шире. — Он сбежал от моей матери пятнадцать лет назад.
— Но это фотостудия Джексона?
— Селестина Джексон. Это имя дал мне мой отец в один из своих запоев.
— Необычное имя, — согласился я, — но и работа у вас необычная.
— Фотография — чем не занятие для девушки?
— А как насчет обнаженной натуры?
Улыбка мгновенно исчезла с ее лица.
— Не слишком ли раннее утро даже для такого сексуального парня, как ты?
— Что правда, то правда, — подтвердил я и положил перед ней на стол свой значок. — Но я интересуюсь этим по долгу службы.
— Лейтенант. — Она долго с сомнением рассматривала мой значок, прежде чем отдала его.
— Уилер, — сказал я, — из полицейского управления.
— Какое-нибудь официальное опознание. — Ее голос дрожал от сдерживаемого смеха. — Снимок обнаженного лейтенанта, без сомнения, доказывает, что он настоящий лейтенант, по родинке на его коленной чашечке. Что-то вроде этого.
— Ну да. — Я мрачно ухмыльнулся. — Вы являете собой живое воплощение молодости и здоровья. Могу поспорить, вы делаете зарядку, едите только растительную пищу и имеете исключительно чистые помыслы.
— Я никогда не хожу пешком, если можно поехать, пью мартини, разбавив семь к одному, и помыслы мои чаще всего грязные. — Ее сияющие голубые глаза смотрели настороженно. — А что, другие ведут себя иначе?
— Другие не занимаются изготовлением порнографических снимков.
— Вы хотите этим заняться, лейтенант? — холодно спросила она.
Я отдал ей пакет и подождал, пока она откроет его, а потом посмотрит на фотографии. Она взглянула на меня с недоверием и разразилась истеричным смехом.
— О нет, — беспомощно пробулькала она, — неужели вы! Неужели офицер полиции! — Одной этой мысли было достаточно, чтобы вызвать новый взрыв хохота.
— Я охотно присоединился бы к вашему веселью, — глубокомысленно заметил я, — если бы только знал, черт возьми, что здесь такого смешного.
— Простите. — Она сделала невероятное усилие, чтобы, наконец, справиться со смехом. — Понимаете, когда Голди объяснила мне, зачем ей такие фотографии, я вообразила, ну… — Девушка снова захохотала. — Кто угодно, но только не лейтенант полиции!
— Конечно, — сказал я.
— Я рада, что вы меня понимаете, лейтенант.
— Проклятье, я не понимаю ни одного слова! — прорычал я.
— О! — Она вдруг побледнела. — Но если это были не вы… Я имею в виду, если снимки предназначались не вам, то как они у вас оказались?
— Я нашел их в нижнем ящике комода в спальне Голди Бейкер, — честно признался я.
— И она не возражала? Вы посмотрели их и унесли с собой?
— Она уже не могла возразить, — грубо сказал я, — потому что лежала на столе в морге.
Девушка стала белой как полотно.
— Ведь это неправда? — пробормотала она.
— Кто-то застрелил ее прошлой ночью.
— Голди? — Она выдвинула стул и опустилась на него. — Быть не может. В ней всегда было столько жизни.
— Вы дружили? — спросил я с сочувствием и надеждой в голосе.
— Я встречалась с ней только пару раз, но мы могли бы подружиться. В первый раз она пришла, чтобы сделать эти снимки.
— Зачем? — пробормотал я.
— В то время она сходила с ума по одному парню, который, похоже, просто бросил ее, не удосужившись даже сказать «до свидания». Вот она и хотела сделать снимки, именно такие, чтобы послать их ему: дескать, пусть поймет, что он теряет.