Том 3. Грабители морей. Парии человечества. Питкернское преступление (с илл.)
Шрифт:
— Двадцать уж лет я веду беспощадную борьбу с вашей семьей. Во время этого путешествия я сто раз имел возможность зарезать вас и убежать, но я этого не сделал. Перед лицом столь величественной природы забудьте прежнее, скажите слово прощения, и я исчезну навсегда, так что вы никогда обо мне не услышите.
Он уже сделал шаг навстречу братьям, но в ту же минуту ему показалось, что он слышит голос Фредерика: «Нет, никогда не прощу я убийце моего отца и брата! Прочь от меня, гнусный злодей!»
Мнимый Густапс остановился. Он снова сделался свирепым зверем.
Когда он после случая с Гуттором уехал со станции, он решил привести свой преступный замысел в исполнение немедленно. Йорник только и дожидался сигнала. Густапсу стоило лишь сказать: «Нынче ночью», — и кровавое дело совершилось бы.
Но странно! Потому ли, что в нем охладело горячее желание убить своих врагов, или по врожденной причудливости характера, но Густапс этого сигнала не давал и откладывал со дня на день убийство Бьёрнов.
До сих пор его жизнь состояла только из преступлений и разврата — других интересов у него не было. Приняв участие в экспедиции, он увлекся ею и вошел во вкус новой жизни. Когда Йорник приставал к нему с вопросом «Скоро ли?», Густапс отвечал ему: «Еще успеем».
Эскимос, которому было решительно все равно, кого убить — что человека, что моржа, удивлялся этим отсрочкам. Они ему нисколько не нравились. Он желал поскорее исполнить то дело, ради которого его наняли, и получить свою плату. Однажды он даже дал понять Густапсу, что убьет Бьёрнов, не дожидаясь его приказания.
— Вот что я тебе скажу, Йорник, — холодно возразил ему самозванец. — Если ты осмелишься сделать что-нибудь подобное, я тебя задушу собственными руками. Понял?
Йорнику осталось только покориться.
Так прошел первый месяц. Однажды на экспедицию напала стая белых медведей, штук около десятка. Эдмунд выбежал первый на крик оленей и лай собак и едва не поплатился жизнью, но был спасен другом Фрицем, который заслонил собой своего господина и завязал борьбу с самым сильным из зверей. Победа в этой борьбе осталась за цивилизацией: ручной медведь задушил дикого.
Пока это происходило в одном углу лагеря, в другом углу еще два медведя напали на Густапса с Йорником. Несчастные проводники едва не погибли, но их спас подоспевший Фредерик Бьёрн с матросами. Пока матросы спасали Йорника, герцог Норландский всадил в одного из медведей кинжал по самую рукоятку.
Негодяй решил, что за такое великодушие он даст обоим братьям отсрочку еще на десять дней…
Проходили недели, месяцы. Построена была уже одиннадцатая станция. Наконец Густапс объявил, что ему хочется участвовать в открытии полюса и что он позволит Йорнику убить Бьёрнов лишь после того, как это открытие состоится. Йорник протестовал, но Густапс остался непреклонен в своем решении.
— Наконец, не все ли тебе равно? — объявил он эскимосу. — Свою плату ты получишь в любом случае.
Йорник успокоился на время.
Так как на пройденных станциях оставался всякий раз гарнизон, то до стены дошли только пятнадцать человек эскимосов и сорок европейцев. Впрочем, этого количества вполне было достаточно для предстоящих работ.
Во все время похода умерло только двое, да и те были американцы. Смерть их приключилась по их же собственной вине. Несмотря на увещания Фредерика как можно более разнообразить свою пищу, американцы питались почти исключительно солониной и консервами и заболели скорбутом. Их схоронили в ледяной земле, и Эдмунд пропел над ними своим прекрасным голосом трогательную молитву De profundis. Бьёрны Норландские исповедовали католическую религию по примеру своих предков, несмотря на то что были окружены лютеранами.
Итак, путешественники благополучно добрались до той стены, через которую еще не переступили. У основания ее построили последнюю станцию, которую назвали Харальдовой, и затем Фредерик объявил недельный отдых, чтобы дать своим людям набраться сил для окончательного и решительного дела.
Фредерик и Эдмунд позвали на совет Густапса и Йорника. Эскимосы выразили мнение, что нужно хорошенько осмотреть все основание стены, с какой целью всем путешественникам разбиться на два отряда и пойти в противоположные стороны, имея в виду сойтись опять вместе на Харальдовой станции. План этот был одобрен и принят. Один отряд, под начальством Густапса и Йорника, пошел налево, другой — направо, под начальством Фредерика и Эдмунда.
Каждый из людей взял по топору и по лому и на три дня провизии. Вожди отрядов взяли по дюжине ракет, чтобы в случае успеха уведомить о том товарищей.
Фредерик Бьёрн рассчитывал отыскать такое место, где окажется наиболее удобным совершить восхождение на ледяную гору.
Оба отряда выступили со станции в восемь часов утра по хронометру Эдмунда. Погода была ясная, сухая, при 52° мороза, но эта температура не пугала путешественников: они к ней уже привыкли и были одеты тепло.
Фредерик и Эдмунд были взволнованны, хотя и сами не могли дать себе отчета, по какой причине. Пэкингтон по обыкновению шутил и смеялся, стараясь развеселить товарищей, но это ему не удалось: Бьёрны оставались серьезными.
О чем они думали? О родовом замке, об Эрике, который ждет их там? Об убитом отце, о погибшем Олафе? Или, наконец, о дяде Магнусе, который, быть может, все еще ждет помощи, а, быть может, и умер уже?..
Да, именно обо всем этом думали они понемногу.
Так ли они идут? По той ли дороге, по которой шел дядя Магнус?
Старик из розольфской башни говорил им:
— Идите прямо на север, прямо на север! Идите, не отклоняясь от стрелки компаса! Вы дойдете до высокой стены, через которую мы вместе с Магнусом переступили и видели с ее вершины свободную землю с тропической растительностью, с озерами, в которых отражалось солнце, с зубчатыми берегами, с заливами, в которых резвились водяные птицы… На дороге вы найдете наши следы, разные отметки, сделанные нами…
Никаких отметок, никаких следов не было. Путешественники шли уже несколько часов, а между тем не заметили ни малейшего признака, чтобы здесь проходил кто-нибудь прежде них. Дорога была ровная, а стена возвышалась все так же безнадежно круто.
Сделали небольшую остановку, чтобы наскоро закусить и утолить жажду, потом снова двинулись в путь. Матросы пели норвежские песни, но звуки их голосов нисколько не вибрировали. Воздух не отражал их нисколько, подобно тому, как гладкое тонкое стекло не отражает и даже не преломляет солнечных лучей. Стрелка компаса точно с ума сошла и беспрестанно прыгала на своем острие… Вообще место было какое-то странное. Люди чувствовали какую-то необыкновенную легкость на ходу и какой-то прилив жизненных сил. Не было ли тут каких-нибудь еще не исследованных токов? Не пришли ли они к тому месту, где сосредоточены все начала земной жизни?.. Что такое значило все это?