Том 3. Повести. Рассказы. Стихотворения
Шрифт:
Ну, Юнити Сэллет и согласись. Легла она в задок телеги, а Тони прикрыл ее брезентом, так что в телеге словно ничего и не было, кроме смятого брезента. Сделал он это и поехал навстречу Милли.
— Ах, это ты, Тони, — завидев его, воскликнула Милли и слегка надулась. — Где ты пропадал? Словно и нет меня в Верхнем Лонгпаддле. А я вот вышла тебе навстречу, как ты просил, — мы же с тобой уговорились, что ты меня довезешь до дому и по дороге мы обсудим, как нам жить своим домком, — ведь ты меня сватал и я тебе обещала. Иначе не видать бы вам меня здесь,
— Ах да, милочка, верно, я тебя просил. Ну конечно же, мы уговорились, только у меня это как-то из головы выскочило! Ты говоришь, подвезти тебя до дому, милая Милли?
— А то как же? Что ж мне иначе делать? Не тащиться же назад пешком, после того как я столько прошла тебе навстречу.
— Нет, нет! Только я думал, что, может быть, ты пойдешь в город повидаться с матерью. Я ее видел там, и она, кажется, ждет тебя.
— Да нет, она уже дома. Она шла напрямик, по полям, и вернулась раньше тебя.
— Вот как, а я и не знал, — говорит Тони. И ему ничего не оставалось, как взять ее к себе на козлы.
По дороге они болтали о том о сем, любовались деревьями, и птичками, и мотыльками, разглядывали коров на лугу и пахарей в поле, — как вдруг видит Тони, что из окна придорожного дома смотрит на них Ханна Джолливер, еще одна из наших красоток, в которую Тони был влюблен задолго до Милли и Юнити и на которой он чуть было не женился. Была она девица куда побойчей Милли Ричарде, только в последнее время она ему что-то на ум не приходила. А выглядывала Ханна из окна теткиного дома.
— Моя дорогая Милли, моя нареченная, — если позволишь так тебя называть, — говорит Тони самым сладким голосом и потише, чтобы его не услышала Юнити. — Вижу я в окне того дома одну женщину и боюсь, что не обойдется дело без шума. Понимаешь ли, Милли, взбрело этой женщине в голову, будто я собираюсь на ней жениться, а теперь узнала она, что я просватал другую, да еще покрасивей ее, ну и боюсь я, не дала бы она воли своему норову, если увидит нас вдвоем. Так вот, Милли, моя, так сказать, нареченная, не окажешь ли ты мне услугу?
— Ну конечно, милый мой Тони, — говорит она.
— Тогда спрячься вот под эти мешки, тут, за козлами, и посиди там, пока мы не проедем мимо этого дома. Она нас еще не заметила. Знаешь, скоро уж рождество, и надо жить тихо и мирно и не разжигать дурных страстей, что и всегда нехорошо, а сейчас в особенности.
— Я рада услужить тебе, Тони, — сказала Милли, и хоть не очень это ей было по душе, она забралась под мешки и укрылась под самое сиденье, а Юнити, не забывайте, пряталась в другом конце телеги. Так они и ехали, пока не поравнялись с придорожным домиком. Ханна уже разглядела, что едет Тони, и ждала его у окна, поглядывая вниз на дорогу. Она презрительно тряхнула головой и чуть-чуть усмехнулась.
— Ну как, хватит у тебя учтивости подвезти меня до дому? — сказала она, видя, что он готов проехать мимо, отделавшись кивком и улыбкой.
— А то как же! И о чем это я думал? — отозвался в смятении Тони. — Но ты как будто в гостях у тетушки.
— Ну, так что ж, — отрезала она. — Разве ты не видишь, что на мне жакет и шляпка? Я просто заглянула к ней по дороге домой. До чего ты иногда бываешь глуп, Тони!
— В таком случае, — гм! — конечно, как же не подвезти, — говорит Тони, которого даже пот прошиб от волнения. Он остановил лошадь, подождал, пока Ханна сошла вниз, и помог ей взобраться на козлы. Потом поехал дальше. Лицо у него вытянулось, насколько может вытянуться такое от природы круглое лицо.
Ханна искоса заглянула ему в глаза.
— Славно, Тони, а? — сказала она. — Люблю с тобой ездить.
Тони тоже посмотрел ей в глаза.
— Да и я с тобой, — сказал он, помолчав. Потом еще поглядел, потом еще, и чем больше он на нее смотрел, тем больше она ему нравилась, так что в конце концов он уже и сам не понимал, как это он мог говорить о женитьбе с Милли или Юнити, когда есть на свете Ханна Джолливер. Они все ближе и ближе подсаживались друг к другу, все теснее жались плечом к плечу, ноги их опирались рядышком в передок, и Тони опять и опять думал: какая же эта Ханна красивая! Он говорил все нежнее и нежнее и в конце концов назвал ее «дорогая Ханна», хоть и шепотом.
— Ну, как у вас с Милли, все уже решено?
— Да не совсем.
— Что? Как тихо ты говоришь, Тони.
— Да вот охрип что-то. Я сказал — не совсем.
— А я думала, уже решено.
— Ну, это как сказать… — Глаза его не отрывались от ее лица, а она все глядела на него. Он диву давался, как это свалял такого дурака, что отказался от Ханны.
— Ханна, радость моя, — наконец не выдержав, крикнул он и схватил ее за руку, забывая и Милли, и Юнити, и все на свете. — Решено? Да я ничего не решал!
— Ты слышишь? — вдруг говорит Ханна.
— Что? — спрашивает Тони, отпуская ее руку.
— Мне послышалось, что-то там пискнуло под мешками. Ты, должно быть, возил в них зерно, и теперь там полно мышей. — И она стала подбирать повыше свои юбки.
— Да нет, это, верно, ось, — успокоил ее Тони, — она, бывает, скрипит в сухую погоду.
— Ну, может, и ось… Так скажи мне напрямик, Тони, верно ли, что она тебе нравится больше, чем я? Потому что… потому что, хоть я и не подавала виду, но что уж скрывать, ты мне нравишься, Тони, и я не сказала бы «нет», если бы ты спросил меня — ты знаешь о чем.
Тони очень понравилось, что к нему сама льнет девушка, от которой обычно и улыбки-то не дождешься (Ханна временами бывала диковата, как вы, сэр, может быть, помните), и он, сперва оглянувшись через плечо, зашептал ей на ухо:
— Я еще ничего не обещал ей. И я думаю, что смогу разделаться с нею и тогда непременно спрошу тебя о том самом.
— Бросишь Милли? И женишься на мне! Вот чудесно! — громко вскрикнула Ханна и захлопала от радости в ладоши.
Но тут уж не писк раздался, а взвизг — гневный, злобный, а потом такое рыдание, словно у кого-то сердце разрывалось. И под мешками что-то зашевелилось.