Мне кажется, что в саване я,Лежу в глухой земле.Где все восторги плаванияПод солнцем и во мгле?И призраки томительныеПроходят предо мной.Стучат часы медлительные,Поют «Ты был живой».И лишь одна, единственнаяТень меж других теней, —Как вестница таинственнаяГрядущих новых дней.Душа, душа, обманутаяТак много, много раз,Ужели даль оглянутаяОпять обнимет нас?И, снова мукам преданная,Душа, ты будешь петь,А тайна неизведаннаяВ мои глаза глядеть?Нет, нет! Еще не в гавани я,Мой путь не завершен!Вновь будут буйства плавания,Вновь вспыхнет небосклон!
<Декабрь> 1913
Эдинбург II
«После
долгих скитаний тебя я обрел, моя девочка!..»
После долгих скитаний тебя я обрел, моя девочка!Тайно двоих на лугу пояс обвил золотой!Кто же пред нами мелькает: бабочка-страсть,однодневочка,Иль Афродиты посол, тот мотылек роковой?Мы, закрывая глаза, бежим за блестящим видением,Призрак, мелькнувший на миг, думаем в сеткупоймать.Не обернется ли он сурово-торжественный гением,Иль на высокий Олимп не возвратится ль опять?Так, беспечные, мы преследуем гения вечности.Веет над лугом цветов нежный, как мед, ветерок.Ах, что готовит Любовь, как месть, роковой беспечности?Ах, не метнет ли стрелой гибельной — в нас —мотылек?
1913
«Три змеи, три кольца, окружили меня…»
Три змеи, три кольца, окружили меня,И в глаза мне глядят шесть сверканий огня.Давят кольца всё крепче, всё ласковей грудь,Я, под яростью ласки, не в силах вздохнуть.Три змеи, три кольца, сплелись вкруг меня;Кольца: алое, черное, все из огня;В их объятьях, простерт, я недвижен, как труп,Ищут жадные губы безжалостных губ.Три змеи, три кольца, обвились вкруг меня,Я — в кольце из желез, я— в кольце из огня;Оплетают мне тело шесть ласковых рук,Чуть дышу, чуть вздыхаю под нежностью мук.Три змеи, три кольца, окружили меня,В теле — смерть, в сердце — ужас, в глазах —блеск огня.Всё тесней, всё нежней, за изгибом изгиб,В муках ласк обмираю, я гибну, погиб…
1913
Москва
«Как из коры точит желтеющую камедь…»
Как из коры точит желтеющую камедь,В Аравии, согбенный ствол,Так медленно точит измученная памятьВоспоминанья благ и зол.Но меж всех обликов, что, плача и ревнуя,Моя мечта навеки избрала, —Воспоминание святого поцелуя,Что девушка, вся в черном, мне дала.Был пуст туманный порт, весь мир как будто вымер;Колеблемый в береговой воде,Стоял у пристани заокеанский стимер,Готовясь ввериться своей звезде.Я, одинокий, ждал, склоняясь к черным водам.Была душа уныла и пуста…И девушка, спеша по сходням, мимоходом,Мне поцелуем обожгла уста…
1913
«Когда я, юношей, в твоих стихах мятежных…»
Когда я, юношей, в твоих стихах мятежныхВпервые расслыхал шум жизни мировой:От гула поездов до стона волн прибрежных,От утренних гудков до воплей безнадежныхПокинутых полей, от песни роковойСтолиц ликующих до властного напеваРаздумий, что в тиши поют нам мудрецы,Бросающие хлеб невидимого севаНа ниве жизненной во все ее концы, —Я вдруг почувствовал, как страшно необъятенВесь мир передо мной, и ужаснулся яГромадности Земли, и вдруг мне стал понятенСмысл нашего пути среди туманных пятен,Смысл наших малых распрь в пучине бытия!Верхарн! ты различил «властительные ритмы»В нестройном хаосе гудящих голосов.
1913
«Проходит день, как смена отражений —…»
Проходит день, как смена отражений —Разноголосица движений, красок, слов,И строго ночь восходит на ступени,Цвета лучей преображая в тени,За шумом дня вскрывая тихость снов.«Есть некий час всемирного молчанья».Спит суета и онемела страсть…Впивая тишь в волнах благоуханья,Тогда лови иных миров качанья,Чтоб, как река, в простор вселенной впасть.
1913
«Я в море не искал таинственных Утопий…»
Я в море не искал таинственных Утопий,И в страны звезд иных не плавал, как Бальмонт,Но я любил блуждать по маленькой Европе,И всех ее морей я видел горизонт.Меж гор, где веет дух красавицы Тамары,Я, юноша, топтал бессмертные снега;И сладостно впивал таврические чары,Целуя — Пушкиным святые берега!Как Вяземский, и я принес поклон Олаю,И взморья Рижского я исходил пески;И милой Эдды край я знаю, — грустно знаю;Его гранитам я доверил песнь тоски.Глазами жадными я всматривался долгоВ живую красоту моей родной
земли;Зеркальным озером меня ласкала Волга,Взнося — приют былых — Жигули.Страна Вергилия была желанна взорам:В Помпеи я вступал, как странник в отчий дом,Был снова римлянин, сходя на римский форум,Венецианский сон шептал мне о былом.И Альпы, что давно от лести лицемернойУстали, — мне свой блеск открыли в час зари:Я видел их в венцах, я видел — с высей Берна —Их, грустно меркнущих, как «падшие цари».Как вестник от друзей, пришел я в Пиренеи,И был понятен им мой северный язык;А я рукоплескал, когда, с огнем у шеи,На блещущий клинок бросался тупо бык.Качаясь на волнах, я Эльбы призрак серыйВысматривал, тобой весь полн, Наполеон, —И, белой полночью скользя в тиши сквозь шхеры,Я зовам викингов внимал сквозь легкий сон;Громады пенные Атлантика надменноБросала предо мной на груди смуглых скал;Но был так сладостен поющий неизменноНад тихим Мэларом чужих наяд хорал…На плоском берегу Голландии суровойЯ наблюдал прилив, борьбу воды и дюн…И в тихих городах меня встречали сноваГальс — вечный весельчак, Рембрандт — седой вещун.Я слушал шум живой, крутящийся в Париже,Я полюбил его и гул, и блеск огней,Я забывал моря, и мне казались ближеТвои, о Лувр,Но в мирном Дрездене и в Мюнхене спесивомЯ снова жил отрадной тишиной,И в Кельне был мой дух в предчувствии счастливом,Когда Рейн катился предо мной.Я помню простоту сурового Стефана,Стокгольм — озерных вод и «тихий» Амстердам,И «Сеn» 'у в глубине Милана,И вставший в темноте Кемпера гордый храм.О, мною помнятся — мной не забыты виды:Затихший Нюнесгейм! торжественный Кемпер!Далекий Каркасон! пленительное Лидо!..Я — жрец всех алтарей, служитель многих вер!Европа старая, вместившая так многоРазнообразия, величий, красоты!Храм множества богов, храм нынешнего бога,Пока земля жива, нет, не исчезнешь ты!И пусть твои дворцы низвергнутся в пучиныСедой Атлантики, как Город Шумных Вод, —Из глуби долетит твой зов, твой зов единый,В тысячелетия твой голос перейдет.Народам Азии, и вам, сынам Востока,И новым племенам Австралии и двухАмерик, — светишь ты, немеркнущее око,Горишь ты, в старости не усыпленный дух!И я, твой меньший сын, и я, твой гость незваный.Я счастлив, что тебя в святыне видел я,Пусть крепнут, пусть цветут твои святые страныВо имя общего блаженства бытия!
1913
«Опять мой посох приготовлен…»
Опять мой посох приготовлен,Все тот же, старый и простой,И день отбытия условлен —Отмечен роковой чертой.Там, за окном, в пустом пространстве,Все тот же — милый лик луны.Кругом — трофеи прежних странствий,Как память мира и войны.Там— камни с гор, там — лук и стрелы,Там — идолы, там — странный щит,Мой облик, грустно-поседелый,На них из зеркала глядит.Вот — карты; резко исчертилаИх чья-то сильная рука.Вот — книги; что когда-то жило,Звучит в них — зов издалека!А там — собранье всех приветствий,Дипломов пышных и венков…(О, слава! Как приманчив в детствеТвой льстивый, твой лукавый зов!)Так почему ж, под мирной сенью,Мне не дремать покойным сном,Не доверяться наслажденьюМечты о буйном, о былом?Я окружен давно почетом,Хвалой ненужной утомлен.Зачем же бурям и заботамЯ брошу мой счастливый сон?
<1913>
«Плохо приходится старому лешему…»
— Плохо приходится старому лешему,Мне, горемычному, брат домовой!Всюду дороги— телегам и пешему,Летось от пса я ушел чуть живой,Сын было думал помочь мне, — да где ж ему,Бок ему месяц лечил я травой.— Плохо, брат леший, и мне, домовому,Фабрики всюду, везде корпуса,Жить стало негде, дом каменный к дому,В комнатах лампы горят, как глаза;Веришь, и думать забыл про солому,Видно, придется и мне к вам в леса;
<1913>
«Ступени разрушенной лестницы…»
Ступени разрушенной лестницыУводят в глубокий овраг,Где липы, столетью ровесницы,Вечерний нахмурили мрак.Река обегает излучинойПриниженный берег. Во мглеТолпой, беспорядочно скученной,Рисуются избы в селе.Лесами просторы обставлены,Поет недалекий родник…О город, о город отравленный,Я здесь, твой всегдашний двойник!