Том 3. Стихотворения 1921-1929

Бедный Демьян

Ближе годом^*

«Мы накануне перепалок И передвижки всех кулис…» «В колеса нам наставят палок…» Для политических гадалок Сегодня общий бенефис. Во всех Европах – «атмосфера»: Здесь – Муссолини, там – Ривера, Пидсудский в роли сверхпремьера, В Литве и то!.. Вдали, вблизи «Демократическая эра», Как говорится, на мази. У Чемберлена – погляди ты – Как злоба рожу всю свела1 «Всеевропейские бандиты» Творят бандитские дела. В Берлине тоже – наших знай-ка1 Мы слышим лай – известно чей: Блудливый «Форвертс» – пустолайка На нас клевещет всех звончей. Тошнит от желтого бесчестья. Ну, отплюемся. Не беда. Для нас китайские известья Звучат отрадней, чем всегда. Но… только

ль вести из Китая? Вкруг нас глухая разве гать?! Пусть вражья свора заклятая Нас не торопится пугать. Дела идут обычным ходом, И нам пугливость не к лицу. Милорды! Стало ближе годом К концу. Не нашему концу!

Завет сраженного бойца^*

(Надпись на надгробном памятнике советского дипкурьера т. Т. И. Нетте, убитого белобандитами 5 февраля 1926 г.)

Сраженный вражеским свинцом, Я не последним был бойцом Среди бойцов, погибших с честью, Но смерть героям не страшна. Смерть наша будет отмщена Грядущей пролетарской местью.

Два мира^*

Что можно нам сказать о лордах? Они училися в ученейших Оксфордах. Они «джентльмены» искони, Они «культурны» так! Они Воротят нос от трудового поту. Меж тем нескладную их ноту С советской нотою сравни: Здесь – так все метко, точно, веско, Ни слова, сказанного резко, Стиль – всюду выдержан и строг, Спокойно-мужественный слог. Там – каждая строка нас ложью поносила, Здесь – все покоится на честной простоте.

* * *

Так говорит в себе уверенная сила Бессилью дряхлому, беззубой клевете!

Эк удивили, подумаешь!^*

Вот так «великая держава адриатическая!» Вот так гордая Муссолиния! Вот так независимость политическая! Вот так собственная линия! Вот так Цезарь новоявленный, Муссолини прославленный! Какой – с божьей помощью – поворот: Полез наш Цезарь в оскаленный рот Своего английского патрона, Как никудышная макарона! Заглатывает Чемберлен макарону эту, Конца ей – промасленной – нету, – Назад Чемберлен оглянется – Макарона бесконечная тянется, Такая душистая, Истинно-фашистая, Насквозь гнилостной заразой отравленная, Румынской приправой приправленная! Вот она – гибкость фашистских колен! Муссолини блеснул своим апогеем!

* * *

Поздравляем вас, мистер Чемберлен, С новым лакеем! Нам с того ни прибытку, Ни убытку. Прежде, в Италию посылая открытку, (По случаю, скажем, фашистского погрома), Точный адрес писали мы: «Roma» [15] . Нынче в Рим мы не станем соваться: Будем к вам непосредственно адресоваться, Не справляяся, кто Подает вам с фашистским проворством пальто, Прикрывает лакейски ваши секреты И стоит на подножке вашей кареты. Иными словами: Никого мы не станем за глупости корить, Что своими поступился правами. Важно знать нам: с кем надо всерьез говорить? С вами, так с вами! А потом… Не один же фашистский есть Рим? Ведь еще и другой – не фашистский – имеется? Вот мы с ним – будет надобность – поговорим, Но… уж, мистер, без вас, разумеется!

15

Roma – Рим.

Тоже юбиляры^*

Ботинки рваные и рваные штаны Превосходительной шпаны. Где шпоры звонкие? Где яркие лампасы? Где генеральское рычанье и гримасы? Где важность прежняя служаки трех царей? Какой-то «хам», «лакей» «героя-ветерана» Прочь гонит от дверей Парижского ночного ресторана! Но кто же этот грубый «хам»? Ах, и его судьба лишилась постоянства! Ла-кей!.. Гудит в ушах трактирный пьяный гам. Ла-кей!.. А десять лет назад… в России… там… Он, полный барственного чванства, Был… предводителем дворянства! Обоим в «Феврале» судьба сказала: «пас!» Лишился звания один, другой – лампас. По человечеству уж мы их пожалеем На этот раз: Эй вы, почтенные! Ха-ха! С февральским вас, С десятилетним юбилеем!!!

Великий подвиг ^*

(Древнегреческая

легенда)

Посвящается Международной организации помощи борцам революции.

Прощался сын с отцом, со старым, мудрым греком. Прижавши юношу к груди, Сказал ему отец: «Клеон, мой сын, иди И возвратись ко мне – великим человеком!» Прошли года. Вернулся сын к отцу В наряде дорогом, весь – в золоте, в рубинах. «Отец, я стал богат. Счастливому купцу – Не будет равного мне богача в Афинах!» «Мой сын, – сказал отец, – я вижу, ты богат. Не говорит, кричит о том твое обличье. Но ежели б ты стал богаче во сто крат, Не в этом истинно-бессмертное величье!» Прошли года. И вновь вернулся сын к отцу. «Отец, я знанье все постиг в его вершинах. Мне, как первейшему на свете мудрецу, Все мудрецы поклонятся в Афинах!» И отвечал отец: «Ты знанием богат, Прославлен будешь ты, быть может, целым светом. Но ежели б ты стал ученей во сто крат, Величье истинно-бессмертное не в этом!» Прошли еще года. И в третий раз Клеоы Вернулся к дряхлому отцу, к родным пенатам [16] . Но не один вернулся он, А с братом, вырванным из вражьих пыток братом. «Отец, я услыхал его тюремный стон, И я ускорил час его освобожденья!» «Мой сын! Благословен день твоего рожденья! – Клеону радостно сказал отец-старик. – Смой кровь с себя, смени истлевшие одежды. Ты оправдал мои надежды: Твой подвиг – истинно велик!»

16

Родные пенаты – домашний очаг.

Разговор с редактором по поводу Шанхая^*

Скворцов-Степанов мне звонит, Иван Иваныч мне бубнит, Редактор-друг меня торопит: «Брось! Пустяки, что чай не допит. Звони во все колокола! Ведь тут какие, брат, дела!» «Что за дела? Ясней нельзя ли?» «Шан-хай…» «Шан-хай!!!» «Кантонцы взяли!» «Ур-р-ра, Иван Иваныч!» «Ур-р-р…» «Ты что там? Рот закрыл рукою?» «Не то! Нам радостью такою Нельзя хвалиться чересчур; „Известья“ – в этом нет секрета – Официозная газета: Тут очень тонкая игра. Давай-ка лучше без „ура“, Пиши пером, а не поленом, – Над нашим „другом“ – Чемберленом Не измывайсь, не хохочи, А так… чуть-чуть пощекочи, Пособолезнуй мягко даже, Посокрушайся, повздыхай: „На кой-де леший в диком раже Полезли, мистер, вы в Шанхай? Ведь было ясно и слепому, Понятно мальчику любому… А вас нелегкая… Ай-ай! Добро б, какая-либо пешка, Но вы… По вашему уму…“ Демьяша, злобная насмешка Тут, понимаешь, ни к чему. Пусть, очарованный собою, К международному разбою Он рвется, как рвался досель. Не нам, себе он сломит шею. Ведь он работою своею Льет молоко на наш кисель: Сейчас победно флаг народный Взвился в Шанхае. „Рабства нет!“ А завтра весь Китай свободный Пошлет нам дружеский привет! Тогда ты можешь не без шика Взять с Чемберленом новый тон». . . . . . . . . . . Иван Иваныч, разреши-ка Облечь все это – в фельетон?!

«Дипломатический занавес»^*

(Шутка)

«Муссолини утвердил протокол о захвате Бессарабии Румынией. Утверждение бессарабского протокола Италией обсуждалось при последнем свидании Муссолини с Чемберленом».

В паутине Тайных линий Подглядели Мы подмен: На картине – Муссолини, А на деле – Чемберлен.

Мы будем говорить…^*

Кто нам ни угрожай и кто нас ни морочь: «Культурных наций, мол, обязанность святая Душить Китай» (как нас семь лет назад точь-в-точь!), Но к удушаемым сочувствие питая, Мы будем говорить: «Бандиты! Руки прочь От возмущенного Китая!»

Всему свое время^*

Спокойствие и выдержка – они Всего нужней нам в эти дни. Нас провоцирует разбойная ватага. Но для решительного шага, Чтоб вражий пыл унять и сбить гнилую спесь, Настанет день, и мир тогда увидит весь, Как сокрушительна рабочая отвага!

Китайские тени^*