Том 4. Драматические произведения
Шрифт:
Друг. Но, уходя, вы разбиваете сердце женщины. Вы разрушаете самое святое.
Герман. Разрушаю? Пусть так. Я не боюсь этого слова. Но могу ли я не разрушать, если сама весна разрушительна? Если весна цветет и поет лишь для того, чтобы я понял, что путь свободен? Понимаете ли вы, что это значит? Путь свободен!
Друг. Теперь понимаю. Это — самая крайняя беспринципность. Когда-то вы упрекали меня в том, что я над всем насмехаюсь. А теперь — уверяю вас — вы гораздо беспринципнее меня.
Герман.
Друг. И потому вы приятно проводите время в городе с цыганкой?
Герман. Вы хотите оскорбить меня? Вам это не удастся. Я твердо стою на пути. А знаете ли вы, кто такая та женщина, которую вы называете цыганкой?
Друг. Прекрасно знаю: каскадная певица.
Герман. Я сумел бы ответить вам. Но — прощайте. Вот — она.
Фаина идет через всю залу. Она — вся в черном, с черными страусовыми перьями на шляпе. Она возбуждена чем-то и бледна.
Друг. До свиданья, безумный друг мой. Я не оставлю вас так…
Друг отходит. Герман идет навстречу Фаине.
Герман. Ты, наконец. Я ждал тебя долго.
Фаина. Ты мог бы ждать еще дольше. День. Неделю. Месяц. Х-ха! Целый год.
Герман. Не будь сурова со мной. Я могу ждать тебя целую вечность.
Фаина. Дай мне руку. Я хочу еще пройти с тобой туда. Где огни, и снег, и ветер, и мгла. Как я люблю этот город! Жить без него не могу… Голова кружится от ветра. Пойдем же, пойдем туда — к зеленым и красным огням.
Они выходят на платформу. За одним из столов в зале собираются три друга Германа.
Друг. Вы слышали, конечно, печальную новость? о несчастии, постигшем нашего общего друга Германа?
Второй друг. Да, ходят слухи. Если вы называете несчастием его связь с этой цыганкой.
Третий друг. С цыганкой? Да, да, слышал. Я всегда считал Германа за человека очень замечательного. В виду этого мне было бы интересно наблюдать его в данный момент; человек, переживающий семейный кризис, — крайне занимательный феномен.
Друг. Вам это удастся, потому что Герман находится здесь. Но дело не в нем, а в его жене, на которую событие произведет удручающее впечатление. Тем более что, сколько я знаю, она уверена, что Герман вернется скоро.
2-й. А по-моему, что же? Конечно, вернется. Ведь он привык к семейному очагу. Ну, в крайнем случае, привезет с собой цыганку, и выйдет премилое menage en trois [8] , только и всего. Оно и современно и пикантно.
3-й. А меня это все совершенно не интересует. Лучше сказать,
8
Сожительство втроем (франц.).
Друг. Ах, друзья мои, вы оба неправы. Если бы дело шло о самом Германе, — так на здоровье, пусть ухаживает за десятью женщинами зараз. Но здесь замешана семья…
2-й друг. Однако, я не узнаю вас. Такой иронический человек — и вдруг заговорил о семье…
Друг. Когда дело касается моих друзей, должен же я наконец принести им в жертву даже свое миросозерцание. Это — самая обыкновенная история, и нечего смотреть на нее с высоты: просто-напросто человек близкий мне изменяет своей жене, которую я обязан уважать. И потому — мое мнение, что наш священный долг — воспрепятствовать этому во что бы то ни стало.
Третий друг. А мой долг — перед наукой — наблюдать, наблюдать и наблюдать!
Друг. Отлично. Если вы будете наблюдать, это уже отрезвит Германа в достаточной мере.
Второй друг. Присоединяюсь и я. Во имя гражданских обязанностей каждого человека по отношению к своему ближнему…
Друг. Очень хорошо. Я должен довести до вашего сведения, что Герман с цыганкой находятся здесь. И мы прекрасно можем вмешаться в их интимные разговоры…
Второй друг. О, это даже интересно…
Третий. Позвольте. Вы, кажется, сказали, что брак — гражданское установление?
Второй. Да, и сказал с убеждением…
Третий. Вы напрасно упускаете из виду, что это скорей — церковное установление…
Друг. Отложите ваши вечные споры до более удобного случая. Вот они уже идут. Через некоторое время и нам надо будет присоединиться к ним…
Фаина и Герман возвращаются и садятся за дальний стол. Им приносят вино.
Герман. Все эти дни ты мучаешь меня: ты не даешь мне коснуться даже края твоей одежды. Я не был с тобой вдвоем ни одного часа. Только при людях ты смотришь на меня своим неведомым и горящим взором, Фаина, дразнишь случайным прикосновением и ласковым словом.
Фаина. Все это выдумка. Красивые слова.
Герман. Это не выдумка. Я хочу жить и дышать около тебя. Я никогда еще не жил, Фаина.
Фаина. Смешной какой? Так же ты говорил своей жене! Ведь так же? Ведь так же? Ну и еще раз, и еще, — скажешь третьей, четвертой… Ну, играй, на здоровье, с богом!.. (внезапно строго:)только — разве можно играть любовью? Любовь — строгая. Любовь накажет. Вернись к жене.