Том 4. Проза. Письма.
Шрифт:
М. Лермантов.
Р. S.Поклонитесь от меня дяденьке и поцелуйте, пожалуста, деточек…
5. Н. И. Поливанову
<7 июня 1831 г. Из Москвы в имение Поливанова>
Любезный друг, здравствуй!
Протяни руку и думай, что она встречает мою; я теперь сумасшедший совсем. Нас судьба разносит в разные стороны, как ветер листы осени. – Завтра свадьба твоей кузины Лужиной, на которойменя не будет (??); впрочем, мне теперь не до подробностей. – Черт возьми все свадебные пиры. – Нет, друг мой! Мы с тобой не для света созданы; – я не могу тебе много писать: болен, расстроен, глаза каждую минуту мокры. – Source intarissable. [183] – Много со
183
Неиссякаемый источник! (Франц.) – Ред.
М. Лермантов.
6. С. А. Бахметевой
<Июль – начало августа 1832 г. Из Твери в Москву>
Ваше Атмосфераторство!
Милостивейшая государыня,
София, дочь Александрова!..
Ваш раб всепокорнейший Михайло, сын Юрьев, бьет челом вам.
Дело в том, что я обретаюсь в ужасной тоске: извозчик едет тихо, дорога пряма, как палка, на квартере вонь, и перо скверное!..
Кажется довольно, чтоб истощить ангельское терпение, подобное моему.
Что вы делаете?
Приехала ли Александра, Михайлова дочь, – и какие ее речи? Всё пишите – а моего писания никому не являйте.
Растрясло меня и потому к благоверной кузине не пишу – а вам мало; извините моей немощи!..
До Петербурга с обоими прощаюсь:
раб ваш М. Lerma.
Прошу засвидетельствовать мое нижайшее поч<тение> тетеньке и всем домочадцам.
7. С. А. Бахметевой
<Август 1832 г. Из Петербурга в Москву>
Любезная Софья Александровна;
до самого нынешнего дня я был в ужасных хлопотах; ездил туда-сюда, к Вере Николаевне на дачу и проч., рассматривал город по частям и на лодке ездил в море – короче, я ищу впечатлений, каких-нибудь впечатлений!.. Преглупое состояние человека то, когда он принужден занимать себя, чтоб жить, как занимали некогда придворные старых королей; быть своим шутом!.. Как после этого не презирать себя; не потерять доверенность, которую имел к душе своей… одну добрую вещь скажу вам: наконец я догадался, что не гожусь для общества, и теперь больше, чем когда-нибудь; вчера я был в одном доме NN, где, просидев 4 часа, я не сказал ни одного путного слова; – у меня нет ключа от их умов – быть может, слава богу! – Вашей комиссии я еще не исполнил, ибо мы только вчера перебрались на квартеру. – Прекрасный дом – и со всем тем душа моя к нему не лежит; мне кажется, что отныне я сам буду пуст, как был он, когда мы взъехали. – Пишите мне, что делается в странах вашего царства? Как свадьба? Всё ли вы в Средникове или в Москве: чай, Александра Михайловна да Елизавета Александровна покою не знают, всё хлопочут! –
Странная вещь! Только месяц тому назад я писал:
Я жить хочу! Хочу печали Любви и счастию назло; Они мой ум избаловали И слишком сгладили чело; Пора, пора насмешкам света Прогнать спокойствия туман: – Что без страданий жизнь поэта? И что без бури океан?И пришла буря, и прошла буря; и океан замерз, но замерз с поднятыми волнами; храня театральный вид движения и беспокойства, но в самом деле мертвее, чем когда-нибудь.
Надоел я вам своими диссертациями!.. Я короче сошелся с Павлом Евреиновым: – у него есть душа в душе!
– Одна вещь меня беспокоит: я почти совсем лишился сна – бог знает, надолго ли; – не скажу, чтоб от горести; были у меня и больше горести, а я спал крепко и хорошо; – нет, я не знаю; тайное сознание, что я кончу жизнь ничтожным человеком, меня мучит.
Дорогой я еще был туда-сюда; приехавши – не гожусь ни на что; право, мне необходимо путешествовать; – я цыган.
– Прощайте, – пишите мне, чем поминаете вы меня? – Обещаю вам, что не все мои письма будут такие; теперь я болтаю вздор, потому что натощак. – Прощайте;
член вашей bande joyeuse [184]
М. Lerma.
Р. S.У тетушек
Прощайте.
8. С. А. Бахметевой
<Август 1832 г. Из Петербурга в Москву>
184
Веселой шайки. (Франц.) – Ред.
185
Слова «посланье» и «Павлово» подчеркнуты Лермонтовым, чтобы вскрыть намек на «послания» апостола Павла и противопоставить их «писаньям» Павла Евреинова.
Экспромтом написал я вам эти стихи, любезная Софья Александровна, и не имею духу продолжать таким образом. – В самом деле; не знаю отчего, поэзия души моей погасла;
По произволу дивной власти Я выкинут из царства страсти; Как после бури на песок Волной расшибенный челнок; – Пускай прилив его ласкает; Не слышит ласки инвалид: Свое бессилие он знает И притворяется, что спит; Никто ему не вверит боле Себя иль ноши дорогой; Он не годится, и на воле! Погиб – и дан ему покой!Мне кажется, что это недурно вышло; пожалуста, не рвите этого письма на нужные вещи. – Впрочем, если б я начал писать к вам за час прежде, то, быть может, писал бы вовсе другое; каждый миг у меня новые фантазии…
– Прощайте, дражайшая.
– Я к вам писал из Твери и отсюда – а до сих пор не получил ответа.
Стыдно – однако я прощаю.
– И прощаюсь. –
М. Lerma.
Тетеньке и всем нижайшее мое почтение.
Пишите – что делается, и слышится, и говорится.
У Демидовой был, [186] дома не застал; она была у какой-то директорши, – бог знает; – я письма не отдал и на-днях поеду опять. – Не имею слишком большого влечения к обществу: надоело! – Всё люди, такая тоска, хоть бы черти для смеха попадались.
9. М. А. Лопухиной
<28 августа 1832 г. Из Петербурга в Москву>
186
Какую Демидову имеет в виду Лермонтов и чье письмо он должен был ей отдать – не установлено.