Том 4. Солнце ездит на оленях

Кожевников Алексей Венедиктович

Ксандра и Колян наконец сблизились, схватились за руки и вскоре выбрались на берег. Выбралась и вторая упряжка. Катерина Павловна, разбросав как придется воз, навалила перед дочерью груду всякой одежды. Колян ушел со своим узлом в кустарник.

Разделись, вытерлись, надели сухое и сошлись у костра.

— Надо бегать, — сказал Колян.

— А не лучше ли сидеть у огня? — заметила Катерина Павловна.

— Бегать, бегать! Свое тепло лучше греет.

Тут совсем неожиданно для Коляна, к его великому удивлению, упрямая русская учительница согласилась с ним без спора. В те несколько

минут, когда тонула дочь, она убедилась, что маленький проводник во многом гораздо опытней, чем она. Ей не пришло бы в голову спасать утопающую арканом, она, конечно, кинулась бы хватать руками и могла утопить дочь, утонуть сама. Если бы сделали привал до перехода через реку, после перехода пришлось бы делать второй: переодеться, обсушиться. Весь день ушел бы на привалы.

— Наш народ часто купается так. В дороге, на охоте, на рыбалке то снег, то вода. Ксандра, лови меня! — И Колян побежал. — Лови, лови! Самое хорошее лекарство.

Она побежала, быстро догнала его, затем он гонялся за ней. Она, более рослая, оказалась ходчей его, коротенького. Пришлось Коляну чаще ловить, чем убегать. Так они разыграли в первый раз любимую игру молодых лопарей «ирвас ловит важенку».

16

Во время игры Колян то и дело спрашивал Ксандру, что она чувствует:

— Тепло, холодно?

Каждый раз она отвечала по-новому:

— Еще мерзну… Согреваюсь… Тепло, немножко только ногам холодно… Ух, жарко, всей жарко, начинаю потеть!

— Это нельзя. Потеть будешь потом.

— У тебя все: там да потом, — упрекнула его Ксандра. — Скучный, как старик.

— Станешь стариком, поседеешь, когда везешь такую бойкую девчонку. Столько забот с ней. Беги к матери, пей чай и ложись в мешок! Потеть надо в тепле.

— Тоже доктор… — Ксандра фыркнула, но все-таки побежала к костру.

Колян шел тихонько, чтобы не вспотеть сильно. Ему лежать, болеть нельзя: надо распрягать оленей, ставить куваксу, потом убирать ее, снова запрягать… Ой сколько! И приходится все делать на ветру. Потеть опасно, лучше держать в теле умеренное тепло. По пути завернул упряжных оленей, ушедших от костра искать ягель.

Ксандра уже напилась чаю и лежала в спальном мешке из оленьего меха невдалеке от огня. Не закрытым оставалось только лицо. На лбу у нее лежала рука матери, сидевшей рядом на камушке.

— Что случилось? — спросил Колян, встревоженный этой больничной картиной.

— Мама ждет, когда я заболею, — ответила Ксандра, рассмеявшись. — Говорю: не томись зря, не дождешься.

— Верно, не заболеет. Она теперь настоящая лопка стала.

— Когда же это, как? — спросили мать и дочь в один голос.

— А в реке-то в нашей крестилась. Лопки каждый год крестятся так не один раз — и живут. Наша вода здоровая.

— Ты шутишь? — спросила Катерина Павловна. — Вряд ли ледяная вода может быть здоровой.

— Мы пьем, купаемся, ходим, рыбачим, тонем.

— И болеете, конечно, простужаетесь?

— Бывает.

— Как лечитесь от простуды?

— Всяко. У нас говорят: «Работа лечит, постель калечит». И работливый снова идет охотиться, рыбачить, а лентяй лезет в постель.

— Значит,

я, по-твоему, лентяйка. Я не хотела в мешок, ты сам гнал, — зашумела Ксандра и полезла из мешка.

— Лежи, лежи. У нас и так говорят: «Постель лечит, а дорога калечит». Что лучше, не знаю, — успокоил девчонку Колян.

Катерина Павловна огляделась: нигде ни поселочка, ни костерка.

— Может, нам вернуться в Хибины? Вдруг Ксандра заболеет — что сделаешь в этой пустыне?! — Катерине Павловне казалось, что девочка уже заболела, у нее жар.

Сама Ксандра не хотела возвращаться, ей нравилось в дороге. Пусть труднопроходимые каменные завалы, топкие, моховые болота, везде знобкая снеговая вода, сбегающая с гор, зато как интересно: скачущая по горе белая река, водопад, переправа, тысячи валунов, в которых «окаменело» что-нибудь живое, осмысленное. В родных местах нет ничего подобного. Колян сразу вместе, в одном лице и ребенок и старик. И даже крещенье, которое чуть-чуть не стоило ей жизни, было интересно. Все будило в ней что-то спавшее до сих пор, новое.

«Вот будет что порассказать подружкам. Не поверят, скажут: насочиняла. Тогда я скажу: давайте сочинять на спор, кто лучше! Они будут фантазировать, я говорить правду, и они определенно сядут в лужу».

Колян тоже не хотел возвращаться: со всем оленьим стадом нельзя, оставить же его в тундре, вернуться только с упряжками — стадо убредет неведомо куда, не найдешь. Коляну не стоит и думать о возврате в Хибины.

Он решил сделать большой привал. За это время Ксандра либо захворает, либо нет, и станет видно, куда ехать.

— Сколько же мы проехали? — спросила Катерина Павловна.

Колян не знал: ехали немеряным бездорожьем, и сказал наугад, по тому, как устали ноги.

— Верст десять — двенадцать.

— Только!.. — удивилась Катерина Павловна. — А мне казалось, не меньше тридцати. Ну и версточки у вас!

И огорчилась: «Когда же мы приедем в Моховое!» И порадовалась: «Если надо будет обратно в Хибины, я потребую, чтобы Колян оставил стадо, и тогда он отомчит быстро».

«С чего начать? — задумался Колян. — Распрячь оленей и отпустить на ягель? Поискать другое место для привала?» Сначала он выбрал место для малой остановки. Теперь, для большой, оно не годится: ягель кругом сильно выбит, сухие дрова широко собраны.

Место для всякого большого привала, для дневки, ночевки, — важное дело. Нужно, чтобы рядом был хороший ягель, сухие дрова и питьевая вода. Лучший разведчик ягеля — олень. Колян пригляделся: где бродит стадо? И пошел к нему вниз по реке, за водопад. Вскоре отыскался большой холм, весь заросший ягелем. Ягель — белый с голубовато лунным отливом, и холм казался снежной головой среди зеленой весенней поляны, странной причудой зимы. Поблизости были и дрова и вода.

Чтобы не остужать, Ксандру перенесли на санки в спальном мешке, как истую больную, затем переехали все на холм. Ксандра чувствовала себя вполне-вполне здоровой и совсем не хотела «болеть» в угоду матери. Она, правда, не решалась сбросить спальный мешок, но так высунула голову, раскинула на ягельник обе руки, что мать ужаснулась: