Том 4. Выборы в Венгрии. Странный брак
Шрифт:
Хитрая лиса барон сразу почуял, как оборачивается дело: он понял, о чем думает Бутлер. Увидев, что лаской и уговорами он вряд ли добьется своего, Дёри решил использовать заблуждения Яноша, чтобы обеспечить более мирное развитие событий.
Барон прикинулся смущенным. Он походил на шулера, который с наигранной неловкостью пытается прикрыть свои карты от глаз чересчур любопытного наблюдателя.
— Ну что ты, что ты? И как только ты мог подумать этакое? И я так глуп, чтобы уступить Хорвату богача-зятя? Да мы не встречались с ним за это время, клянусь честью!
Настойчивое желание Дёри отклонить от себя подозрение еще больше укрепило Бутлера в его догадках: «Конечно, не встречались, зато, наверное, письмами обменялись».
Теперь уже Бутлер его поддразнивал:
— А ну, попробуйте только. Посмотрим! Заранее предупреждаю вас, сударь, что разразится большой скандал, потому что я буду изо всех сил сопротивляться и не позволю делать из себя посмешище ради ваших дурацких выходок.
— Умным я не сумел тебя сделать, сделаю хоть смешным. Дёри взял со стола небольшой серебряный колокольчик и позвонил. Маленькая безделушка задребезжала тонким, резким и вместе унылым голосом, похожим на погребальный звон. Едва замер звук колокольчика, как в обеих боковых дверях одновременно щелкнули ключи, двери распахнулись. Бутлер схватился руками за голову, словно увидел ужасный сон. В одной из дверей показалась баронесса Маришка — бледная, как восставший из гроба мертвец, в белом подвенечном платье; с головы ее спускалась фата, ниспадавшая до пола, в волосах белел цветок ландыша. У девушки подгибались колени, и казалось, она вот-вот упадет. За ней ковыляла болтливая старуха Симанчи, с лицом, как печеное яблоко. Она тихо подбадривала Маришку, говоря ей:
— Ну-ну, не бойся, душечка баронессочка. Все мы прошли через это — и я, и твоя мать. В этом деле только начало неприятное да конец, а то, что посередине, — совсем не так уж плохо. Из другой двери вышел священник в полном церковном облачении, тоже бледный, как преступник перед казнью; затем появилась отвратительная фигура гайдука.
«Священник в церковном облачении?» Вся кровь застыла в жилах Бутлера. Теперь он уже понимал — нет, все это неспроста! Священник не наденет ризу ради глупой шутки. Здесь готовится преступление. Страшное преступление!
Юноша снова бросился к двери и рванул ее с той силой, какая появляется у отчаявшегося человека.
Вооруженные жандармы по-прежнему стояли в дверях. Опять прозвучало: «Назад!» — и дорогу ему преградили два ружья.
— Знаете ли вы, кто я? — крикнул Янош. Жандармы невольно попятились назад.
— Так точно, знаем. Его сиятельство граф Янош Бутлер.
— Так пропустите меня немедленно, или я сгною вас в темнице, мерзавцы!
— Никак не можем, сударь. Назад, назад!
— Я владелец семи поместий. Я знатный магнат. Каждый из вас получит от меня в подарок деревню, только пропустите.
Мошенники переглянулись. Деревня — хорошая штука, однако скамья, на которой Дёри порет провинившихся, — весьма неприятная вещь; и потом, обещанные деревни пока еще далеко, а скамья совсем рядом — во дворе или в сарае. И они схватили бедного графа Яноша, подняли, как пушинку, и снова водворили в комнату; он всячески отбивался, а когда его волокли ногами вперед через дверь, он в последний момент крикнул изо всех своих сил:
— Жига, Жига! Жига Бернат! Скорей сюда!
Своды сырого коридора усилили этот полный отчаяния вопль и разнесли его по всем помещениям опустевшего дома. Если сердца людей оказались бесчувственными, то хоть камни готовы были помочь несчастному.
Жандармы поставили Яноша посреди комнаты и удалились. Баронесса Маришка отвернулась к стене. Она не могла видеть этой сцены. Грудь ее сотрясали рыдания. В ней еще сохранились остатки стыдливости…
Янош дрожал как в лихорадке, со лба его градом катился холодный пот. Кулаком он погрозил попу и барону.
— Вы, слуги господа и короля! То, что вы здесь проделываете со мной, — позор, вопиющее преступление, и я, как венгерский дворянин, протестую против этого во имя бога и короля!
Барон холодно улыбнулся, выдвинул ящик письменного стола, вынул оттуда заряженный пистолет и, помахав им в воздухе, сказал с обычной игривостью:
— Ну, а теперь приступим к делу, и никаких сомнений и колебаний. Каждого, у кого окажутся слабые нервы, я навеки успокою вот этой игрушкой.
— Вот моя грудь, стреляйте в меня! — взмолился граф Янош таким душераздирающим голосом, что даже старый солдат вздрогнул. — Будьте милосердны, ведь я не сделал вам ничего дурного!
Пистолет в руке барона заплясал. Так, по крайней мере, утверждал на следующий день перед челядью гайдук Гергей, внимательно наблюдавший за всей сценой. Однако старый фарисей только покачал головой.
— Ну, я еще не рехнулся, чтоб стрелять в собственного зятя. Только этого не хватало! За кого ты меня принимаешь, дорогой сынок?
И он сделал попу знак начинать. Тот выступил на несколько шагов вперед. Тогда Бутлер срывающимся голосом торжественно сказал ему:
— Если вы слуга бога, а не дьявола, — удалитесь! Все, что здесь происходит, я объявляю недействительным. Эту девицу я не люблю. Она не нужна ни плоти моей, ни душе. Клянусь всевышним!
Дёри сделал небрежный жест рукой.
— Ерунда!.. Господин священник, начинайте обряд.
В то время свадебный обряд совершался в соответствии с кодексом Пазманя. Согласно этому кодексу, изложенному на старом венгерском языке, вступающим в брак задавалось множество вопросов. Однако нет правил без исключения, а потому некоторые попы придерживались этого ритуала, другие — нет.
— Твое имя? — спросил Сучинка глухим, сдавленным голосом, обратившись сначала к Бутлеру, затем к баронессе.
Бутлер ничего не ответил и с презрением отвернулся. Слова баронессы слетели с ее губ тихо, как дуновение ветерка:
— Мария Халапи Дёри.
Поп не обратил ни малейшего внимания на молчание Бутлера. Еще меньше удивились этому свидетели, ибо они ничего не слышали: у обоих уши были плотно заткнуты ватой.
Поп как ни в чем не бывало продолжал обряд и, повернувшись к графу, спросил:
— Заклинаю тебя нашей христианской верой. Скажи правду, не связан ли ты с кем-нибудь брачным обязательством, кроме этой достойной девицы? Не давал ли ты клятву другой, что хочешь выбрать ее спутницей своей жизни?