Том 4. Жемчужные светила. Очарования земли

Сологуб Федор Кузьмич

«Одно моё спасение…»

Одно моё спасение В больной моей судьбе – Господне попечение О суетном рабе. Он голову склонённую Огнём грозы обвил, И плоть изнеможённую Бессильем поразил. Он сжёг мои желания Пылающим огнём, И сплёл мои страдания Терзающим венцом. Молитвою усердною Душа моя горит. Рукою милосердною Господь меня хранит. Ведёт меня медлительно Он верною тропой. Тоска моя томительна, Молчанье надо мной. Иду

в Отцовы дальные, Блаженные края, И дни мои печальные Благословляю я. Одно моё спасение В больной моей судьбе – Господне попечение О суетном рабе.

«Он промечтал всю ночь, пока в его окно…»

Он промечтал всю ночь, пока в его окно Не бросил мутный день рассеянные взоры Сквозь полотно Дырявой шторы. Он промечтал всю ночь о счастьи неземном, О счастии вовеки невозможном Здесь, в этом крае злом И ложном.

Тихие стены

Приветствую тихие стены Обители бедной моей. В миру беспощадны измены, Уйду я в забвенье скорбей. И что здесь меня потревожит? Жестокие раны горят, А время их муки умножит, – Мне ваша ограда поможет И муки меня закалят. Замкнитесь же, тихие стены, Спасите, спасите меня От вечной, коварной измены, От тусклого, скудного дня.

Лесная тропа

Темнеет лес вокруг, угрюмо-безответный. Печальный голос мой молчаньем заглушён. Бреду лесной тропой, едва-едва заметной, И мрак ползёт ко мне, ползёт со всех сторон. Тихонько я бреду, – моей мечте заветной Ещё я верен всё, ещё гоню я сон, Мечтою сладостной и, верю я, не тщетной И очарован я, и сладко опьянён. Дыши тоской и злом, и чудища седые Суровый, злобный лес, воздвигни на меня, Ропщи и угрожай, шепчи мне речи злые, – Я всё иду вперёд, томлений не кляня, Как верный пилигрим, к вратам Ерусалима, – И я пройду, о лес, пройду бесстрашно мимо!

Тёмный час

В тёмный час тоска меня томила, В тёмный час я пропил слёз немало, Но не смерть меня страшила, Не могила ужасала. Я о жизни думал боязливо, Я от жизни в тёмный час таился, Звал я смертный час тоскливо, О могиле я молился. По земному по всему раздолью, По земному лику – скорбь да горе. Но не вверюсь своеволью, – Приберёшь меня Ты вскоре.

«Не страстные томления…»

Не страстные томления, Не юный жар в крови, – Блаженны озарения И радости любви. Вовеки неизменная В величии чудес, Любовь, любовь блаженная, Сходящая с небес! Она не разгорается В губительный пожар, – Вовек не изменяется Любви небесный дар. Любить любовью малою Нельзя, – любовь одна: Не может быть усталою И слабою она. Нельзя любовью жаркою И многою любить: Чрезмерною и яркою Любовь не может быть. Её ли смерить мерою, И ей ли цель сказать! Возможно только верою Блаженную встречать. Вовеки неизменная В величии чудес, Любовь, любовь блаженная, Сходящая с небес!

«Не могу собрать…»

Не могу собрать, Не могу связать, – Или руки бессильны? Или стебли тонки? Как тропы мои пыльны! Как слова не звонки! И чего искать? И куда идти? Не могу понять, Не могу найти.

«Я иду от дома к дому…»

Я иду от дома к дому, Я у всех стучусь дверей, Братья, страннику больному, Отворите мне скорей. Я устал блуждать без крова, В ночь холодную дрожать И тоску пережитого Только ветру поверять. Не держите у порога, Отворите кто-нибудь, Дайте, дайте хоть немного От скитаний отдохнуть. Знаю песен я немало, – Я всю ночь готов не спать. Не корите, что устало Будет голос мой звучать. Но калитки не отворят Для певца ни у кого. Только ветры воем вторят Тихим жалобам его.

«Под кустами…»

Под кустами Снег лежит, Весь истаял, И сквозит. Вот подснежник Под ольхой, – Он в одежде Голубой. Для чего ж он Так спешит? Что тревожит? Что томит?

«В изукрашенном покое…»

В изукрашенном покое Веселятся дети, И за ними смотрят двое, И не дремлет третий. Первый – добрый: улыбнётся, – Засмеются дети, Много игр у них начнётся, – И спокоен третий. Злой второй: он только глянет, – Подерутся дети, Сильный слабого тиранит, – И приходит третий. Он колотит без разбора, Присмиреют дети, И к себе уходит скоро. Но не дремлет третий.

Родник изведённый

Невозмутимая от века, Дремала серая скала, Но под рукой у человека Она внезапно ожила: Лишь только посох Моисеев К ней повелительно приник, К ногам усталых иудеев Из камня прядает родник. Душа моя, и ты коснела, Как аравийская скала, И так же радостно и смело В одно мгновенье ожила: Едва коснулся жезл разящий, И гневный зов тебя достиг, Как песней сладостно-звенящей Ты разрешилась в тот же миг.

«Узкие, мглистые дали…»

Узкие, мглистые дали. Камни везде и дома. Как мне уйти от печали? Город мне – точно тюрьма. Кто же заклятью неволи Скучные стены обрёк? Снова ль метаться от боли? Славить ли скудный порок? Ждать ли? Но сердце устало Горько томиться и ждать. То, что когда-то пылало, Может ли снова пылать?

«Какая усталость!..»

Какая усталость! О, какая тоска! Господняя жалость От меня далека. Бессонная совесть Всё о прошлом твердит. Преступная повесть! Неотвязчивый стыд! Что делать я стану? Стану ль жить и тужить, И, вверяясь обману, По ночам ворожить? Иль стану к восходу Беззаботных светил Влачить несвободу Цепенеющих сил?