Том 4. Жемчужные светила. Очарования земли

Сологуб Федор Кузьмич

«К тебе подъемля руки…»

К тебе подъемля руки, Зову твою любовь. В мечтаньях ярких – муки, Нагое тело, кровь. Томления разлуки В душе проснулись вновь. К тебе подъемля руки, Зову твою любовь, – Припоминаю жадно Твоих очей лучи, – Но пытка беспощадна, Свирепы палачи. Минуты беспощадно Сверкают, как мечи. Лобзают тело жадно Свистящие бичи. Я

бледными губами Зову твою любовь, – Багряными струями Ползёт и стынет кровь, – Но бездна между нами, – Ей не закрыться вновь, Холодными губами Зову твою любовь.

«Лёгким движеньем бессильной руки…»

Лёгким движеньем бессильной руки Новое русло из мощной реки Ты отворила, и длинный канал Быстро рекой многоводною стал. Лёгким движеньем иль словом одним Часто мы дело большое творим, Если стихийная воля за нас, Если настал исполнения час.

«Из кадильницы с ладаном – дым благовонной волною…»

Из кадильницы с ладаном – дым благовонной волною. Погребальный обряд совершается трудно и больно. Погребальные песни протяжно звучат надо мною. Содрогаясь душой боязливой, тоскую невольно, И томит меня ужасом вьющийся в воздухе ладан, Сиротливой тоскою томят меня чьи-то рыданья. Над раскрытой могилой душою моей не разгадан Потаённый удел отошедшего в вечность созданья.

«Влачится жизнь моя в кругу…»

Влачится жизнь моя в кругу Ничтожных дел и впечатлений, И в море вольных вдохновений Не смею плыть и не могу. Стою на звучном берегу, Где ропщут волны песнопений, Где веют ветры всех стремлений, И всё чего-то стерегу. Быть может, станет предо мною, Одетый пеною морскою, Прекрасный гость из чудных стран, И я услышу речь живую Про всё, о чем я здесь тоскую, Про всё, чем дивен океан.

«На закат, на зарю…»

На закат, на зарю Долго, долго смотрю. Слышу, кровь моя бьётся И в заре отдаётся. Как-то весело мне, Что и я весь в огне. Это – кровь моя тает, И горит да играет Над моею горой, Над моею рекой. Вот заря догорела, Мне смотреть надоело, Я глаза затворил, Я весь мир погасил.

Всё во всём

Если кто-нибудь страдает, Если кто-нибудь жесток, Если в полдень увядает Зноем сгубленный цветок, – В сердце болью отзовётся Их погибель и позор, И страданием зажжётся Опечаленный мой взор: Потому что нет иного Бытия, как только я; Радость счастья голубого И печаль томленья злого, Всё, во всём душа моя.

«Под звуки дивной арфы…»

Под звуки дивной арфы Давид псалмы слагал, И в это время ветер Смиренно умолкал, И птицы петь не смели, И воды не текли, – Одна хвала звучала Во всех концах земли. Когда ж он утомится Творца земли хвалить, Тогда повсюду птицы Спешат его сменить, И воды заструятся, Создателя хваля, – Хвалой многоголосной Наполнится земля.

Больная жена

Ты больна, но вся прекрасна, как мечта. Ты святою тишиною повита. Нет огня в твоих потупленных очах, Нет лобзаний и улыбок на устах. Мне не снять с тебя венчальный твой убор, Не зажечь стыдом мне твой невинный взор. Нет, мой друг, ты будешь мирно почивать, – Стану я твой чуткий сон оберегать. Люди злы, и нас с тобою осмеют. Мы не пустим их в наш радостный приют.

«Вижу зыбку над могилой…»

Вижу зыбку над могилой, Знаю, – мать погребена, И ребёнка грудью хилой Не докормит уж она. Нет младенца в колыбели, Крепко спит в могиле мать, – Только зимние метели Станут зыбку подымать. Эта зыбка и могила, – В них мой образ вижу я: Умерла былая сила, Опустела жизнь моя, – Кто-то вынул сон прекрасный Из души моей больной, И томит меня безгласной, Бездыханной тишиной.

«Какие злые перемены!..»

Какие злые перемены! Зачем же вас я должен знать? Опять меня замкнули стены, Я каменеть начну опять. И шум и грохот воздвигаю Опять на улицах моих, И понемногу забываю О тишине ночей лесных, И учреждаю я торговлю, И зажигаю фонари, И забываю сад, и кровлю, И свежесть утренней зари.

«Я – бог таинственного мира…»

Я – бог таинственного мира, Весь мир в одних моих мечтах. Не сотворю себе кумира Ни на земле, ни в небесах. Моей божественной природы Я не открою никому. Тружусь, как раб, а для свободы Зову я ночь, покой и тьму.