Том 5. Дживс и Вустер
Шрифт:
Лицо полицейского Доббса было не из тех, которые способны выражать чувства. Оно казалось вытесанным из очень твердой древесины рукою скульптора, обучавшегося искусствам на заочных курсах и не пошедшего дальше третьего урока. Но сейчас в ответ на слова Эсмонда оно просияло.
— Ваша правда, сэр, — ответил он и с видом полицейского, который находит, что жизнь, хоть местами и тускловата, однако же имеет и свои утешения, пожелав всем присутствующим всего наилучшего, удалился в означенном направлении.
— Ну, вот и все дела, — сказал Эсмонд.
— И все дела, — подтвердила Тараторка. — Милый, по-моему, твои тети хотят тебе что-то сказать.
Действительно, за прочими событиями я не успел упомянуть,
— Ну, знаете ли, — произнесла она убийственным тоном, за что ее, по честности, и винить-то нельзя: человек ушел к себе с головной болью и лег, а через полчаса вынужден спуститься обратно на крики и нарушения домашнего спокойствия. — Может быть, кто-нибудь окажется настолько любезен, чтобы объяснить мне, по какому поводу здесь кричат?
Четыре тети оказались любезны одновременно. Они залопотали хором, из-за чего их было бы трудно понять, когда бы не полное тождество их сообщений. Гертруда, объявили они, только что уехала вдвоем с братом мисс Перебрайт, и они намерены пожениться, а Эсмонд не только одобрил их намерение, но и самолично предложил молодоженам свой автомобиль!
— Это они! — воскликнули тети, когда, подтверждая их слова, в тишине ночи послышался вой набирающего скорость автомобиля вперемежку с бодрым наигрышем клаксона.
Леди Дафна заморгала, точно ее шлепнули мокрым полотенцем по физиономии, и, дыша гневом, обратилась к молодому сквайру. Вообще-то ей можно посочувствовать: разве приятно матери, когда ее единственная дочь выходит замуж за того, в ком она, мать, всегда видела лишь пятно на роде человеческом?
— Эсмонд! Это что, правда??!
Если бы это она ко мне адресовалась таким образом, я бы, наверно, вскарабкался по стенке и спрятался от нее на люстре, но Эсмонд Хаддок не дрогнул. Он проявил полное бесстрашие. Совсем как тот тип в военной форме на афише цирка — знаете, который стоит один, презирая смерть, а на него кровожадно скалятся хищные цари зверей числом с целую дюжину.
— Совершенная правда, — ответил он. — И пожалуйста, больше никаких обсуждений и пререканий по этому поводу. Я поступил, как счел правильным, и вопрос исчерпан. Молчите, тетя Дафна. Тоном ниже, тетя Эммелина. Тихо, тетя Шарлотта. Воздержитесь, тетя Гарриет. Тетя Мертл, возьмите носок и употребите его как кляп. Расшумелись, ей-богу, никто не поверит, что я тут хозяин дома и глава семьи, и что мое слово — закон. Вам, может быть, неизвестно, а вот в Турции за такое нарушение субординации, всякие там попытки приказывать хозяину дома и главе семьи, вас давно бы уже задушили тетивой и вышвырнули в воды Босфора. Тетя Дафна, я вас предупредил. Еще раз вякнете, тетя Мертл, и я лишу вас карманных денег. Так, — сказал Эсмонд Хаддок, добившись наконец тишины. — Теперь вот что. Я поддержал матримониальные намерения Гертруды потому, что тот, кого она полюбила, — прекрасный человек. Мне это известно непосредственно от его сестры Коры-Тараторы, которая отзывается о нем самым наилучшим образом. Да, и кстати сказать, пока я не забыл, его сестра Таратора и я, мы тоже собираемся пожениться. Правильно я говорю?
— До мельчайших подробностей, — подтвердила Таратора, глядя на него сияющими глазами. Казалось, ей бы сейчас столик и фотографию в рамочке, и она бы запела знаменитый романс «Мой герой».
— Ну, будет, успокоились, — миролюбиво произнес Эсмонд, когда замерли вопли присутствующих. — Нет никаких
Тараторка ответила, что да, все.
— Отлично, — сказал Эсмонд. — В таком случае, как насчет небольшой прогулки ночью при луне?
И он повел Тараторку через распахнутую дверь в сад, обнимая ее и целуя по ходу движения, а я бочком, бочком вышел в холл и поднялся по лестнице к себе в комнату. Можно было, конечно, при желании еще остаться поболтать с тетями, но мне почему-то не хотелось.
ГЛАВА 27
Первое, что я сделал, очутившись в уединении, это взял карандаш с бумагой и подвел общий баланс, а именно:
Разлученные сердца:
1. Эсмонд
2. Тараторка
3. Гасси
4. Мадлен
5. Полицейский Доббс
6. Куини
7. Китекэт
8. Гертруда
Воссоединенные сердца:
1. Эсмонд
2. Тараторка
3. Гасси
4. Мадлен
5. Полицейский Доббс
6. Куини
7. Китекэт
8. Гертруда
Все сошлось одно к одному, без сучка и задоринки. Никаких повисших концов, никаких остатков. Скупо, по-мужски вздохнув, — ибо ничто так не трогает душу порядочного мужчины, как соединение разлученных любящих сердец, особенно весенней порой, — я отложил письменные принадлежности и уже было улегся в постель, как вдруг, мерцая и вея, явился Дживс.
— А-а, Дживс, привет, привет, — сердечно встретил я его. — Я как раз подумал, не заглянете ли вы. Знаменательная ночь, а?
— Чрезвычайно, сэр.
Я показал ему подведенный баланс.
— Как по-вашему, тут все точно?
— Все, сэр.
— Приятно сознавать, а?
— В высшей степени, сэр.
— И это все опять благодаря вашим неутомимым стараниям.
— Спасибо на добром слове, сэр.
— Ну, что вы, Дживс. Заносим на доску ваш очередной триумф. Признаюсь, была минута, когда вы засвидетельствовали алиби Гасси, я уж было усомнился, правильно ли вы поступаете, мне показалось, будто вы подставляете Китекэта. Но потом, по здравом размышлении, я понял, в чем ваш замысел. Вы решили, что если Китекэту будет угрожать тюремное заключение, Гертруда Винкворт забудет обиды и сплотится вокруг него, ее нежное сердце растает от его страданий. Я прав?
— Совершенно, сэр. Поэт Вальтер Скотт…
— Отложите на минуту поэта Вальтера Скотта, иначе я потеряю нить рассуждений.
— Хорошо, сэр.
— Но я догадался, на что вы хотели сослаться: «О женщина, когда нам хорошо…» Угадал?
— Именно так, сэр. «Изменчива, капризна, прихотлива. Но чуть…»
— «Но чуть беда обрушится на нас — на помощь ангелом стремится к нам тотчас». [102] И так далее. На Вальтере Скотте меня не подловите. Эту вещь я тоже декламировал в юности. Сначала «Наступление легкой кавалерии», или «Бена Воина», а потом под гром оваций на бис — из Вальтера Скотта. Да, о чем же я говорил?.. Ну, вот, теперь я не могу вспомнить, о чем говорил. Я вас предупреждал, чем кончится, если вы повернете разговор на поэта Вальтера Скотта.
102
Из поэмы В. Скотта «Мармион» (1808). Песнь 6, ст. 30.