Том 5. Дживс и Вустер
Шрифт:
— Я сказал «слегка» в том смысле, что мы были всего лишь знакомы.
— А-а, всего лишь знакомы?
— Всего лишь.
— Просто встречались раз или два?
— Вот именно. Ты это совершенно точно выразил.
— Понятно. Я спрашиваю, потому что мне показалось, будто тебе стало как-то не по себе, когда ты услышал о нашей помолвке.
— Мне всегда как-то не по себе, когда близится время обеда.
— Ты весь передернулся…
— Это у меня тик.
— И словно бы охнул. Как если бы это известие было тебе неприятно.
— Ну, что ты!
— Ты уверен?
— Совершенно.
— Вы же были не более чем
— Именно что не более.
— И все-таки странно, что она ни разу о тебе не упомянула.
— Ну, ладно, я пошел, — переменил я тему и ушел.
ГЛАВА 4
Домой Бертрам Вустер возвращался грустный и озабоченный. К тому же еще ощущалась некоторая дрожь в коленках. Вышеописанная сцена потребовала от меня большой затраты нервной энергии, если я правильно выражаюсь, а на это уходит слишком много сил.
Поначалу от сообщения Сыра у меня действительно гора с плеч свалилась. Я и теперь, закатывая глаза к небу, продолжал возносить безмолвную хвалу Господу. Но мы, Вустеры, как правило, думаем не только о себе, и мысль о том, какая беда грозит этому человеку, наполнила меня под самую завязку ужасом и состраданием. Я понял, что настал момент срочно организовать движение «Спасем Чеддера по прозвищу Сыр». Хотя он мне и не совсем уж такой закадычный друг, как, скажем, Боко Фитлуорт, но все-таки надо же иметь жалость. Я помнил, каково мне было, когда надо мной нависла реальная опасность, что Флоренс Крэй поведет меня к алтарю.
Как он до этого докатился, мне не надо было объяснять. Первопричина состояла в его идиотском стремлении усовершенствовать свою душу, именно оно привело его к мученическому концу. Таких флегматичных здоровяков, как он, обычно притягивают высоты духа.
В деле усовершенствования души все зависит от того, что Дживс называет психологией индивидуума, одни к этому склонны, другие — наоборот. Взять, например, меня. Я бы не сказал, что у меня такая уж великолепная душа, но какая есть, она меня вполне устраивает, я вовсе не хочу, чтобы кто-нибудь совался ее усовершенствовать. «Не прикасайтесь, — говорю я. — Оставьте мою душу в покое. Она мне как раз впору».
Другое дело Сыр. Остановите его на улице и предложите впрыснуть ему в душу духовного витамина — вы найдете в нем восприимчивую аудиторию и последователя, готового испробовать на себе любое средство. Флоренс, должно быть, показалась ему самым подходящим для этого средством, и, наверное, он с удовольствием листал «Типы этической теории», находя, что им как раз место в солдатском ранце на марше.
Но возникает вопрос — и от этой мысли борозды ложатся на чело — надолго ли его хватит? Я хочу сказать, допустим, теперешнее положение ему нравится, но представьте себе, в один прекрасный день он присмотрится к своей душе, увидит, насколько она усовершенствовалась, и скажет: «Чудно. Хорошего понемножку. На этом поставим точку». И тут-то обнаружится, что он навеки связан по рукам и по ногам с особой, у которой никакой точки даже в мыслях нет. От этой несчастной доли, иногда именуемой «горьким пробуждением», мне и захотелось его спасти.
Как это сделать, конечно, с ходу не скажешь. Многие на моем месте попросту бы развели руками. Но у меня в то утро голова работала, как электропила, а от двух доз горячительного, принятых у «Боллинджера», мысль простреливала все
Но все-таки, на всякий случай, чтобы она ничего не упустила, я в письме аккуратно перечислил все пороки Флоренс не только как будущей жены, но и вообще как человека. В это письмо я вложил всю душу и с приятным чувством выполненного долга и сделанного доброго дела сбегал на угол, где опустил его в почтовый ящик.
По возвращении я нашел Дживса снова на посту. Он справился со своими делами и занимался чем-то по хозяйству в столовой. Я его кликнул, он явился.
— Дживс, — говорю я ему, — вы помните мистера Чеддера, который заходил сегодня утром?
— Да, сэр.
— Я встретил его только что, он покупал обручальное кольцо. Он теперь жених.
— Вот как, сэр?
— Да. И знаете, чей? Леди Ф. Крэй.
— В самом деле, сэр?
Мы с ним обменялись многозначительным взглядом. Вернее, двумя многозначительными взглядами: я на него бросил один взгляд, а он на меня — второй. В словах не было нужды. Дживс превосходно знает все подробности взаимоотношений Вустер—Крэй, в тот ответственный период моей жизни он неотлучно находился рядом со мной. Собственно, как я уже писал выше в этих анналах, он-то и вызволил меня тогда из переделки.
— И что особенно больно, Дживс, он вроде бы даже рад этому.
— Вот как, сэр?
— Да, представьте. Скорее доволен, чем наоборот, так мне показалось. Это мне напомнило стихотворение: «Смотрите, как они та-там, Та-ра та-ра та-ра-ра», и так далее. Вы, наверное, помните, как там дальше?
— «Увы, не ведая судьбы, Несчастные резвятся», [109] сэр.
— Вот, вот, Дживс. Печальный случай.
— Да, сэр.
— Его необходимо спасти от его собственной глупости, и, к счастью, я уже держу это дело под контролем. Я предпринял нужные шаги и теперь ожидаю благополучного исхода. А теперь, — обратился я к следующему пункту в повестке дня, — расскажите мне про дядю Перси. Вы виделись с ним?
109
Берти с Дживсом цитируют стихотворение Т.Грэя «Вид издали на Итонский колледж» (1742).
— Да, сэр.
— Просит совета и подмоги?
— Да, сэр.
— Я так и знал! И в чем дело? Шантаж? Хочет, чтобы вы выкрали компромат у водородной блондинки? Угодил в сети какой-то сообразительной авантюристки?
— О нет, сэр. Я не сомневаюсь, что личная жизнь его сиятельства безупречна.
Я взвесил его слова в свете известных фактов.
— Ну, я в этом не так уж уверен. Зависит от того, что понимать под безупречностью. Как-то раз он гонял меня целую милю, весьма метко орудуя охотничьим хлыстом. И притом, именно тогда, когда я, выкурив до половины первую в жизни сигару, особенно нуждался в отдыхе и покое. На мой взгляд, человек, способный на такое, далеко не безупречен, а способен на любую подлость. Если не шантаж, так в чем же там дело?