Том 5. Литургия мне
Шрифт:
Лаодамия.Нет уже для меня радости на земле. Кровожадный Оместес пожрал мою радость, похитил для своей забавы свет моих очей. Нет мне радости на земле, доколе не вернет мне Аид моего Протесилая. Но неумолимы, неумолимы подземные великие боги, и всякое божество навеки враждебно самовольной радости человека, дерзко взятому им счастию. Не радоваться нам, доколе царит над миром жестокая верховная семья.
Акаст.Не говори о божестве слов нечестивых. Каждый день Гелиос восходит в торжественный, высокий путь, — каждый день расточает он земле нашей новые радости. Нового мужа нашел я для
Лаодамия.Зачем?
Акаст.Разве ты сама не понимаешь, что надлежит нам смирить гнев оскорбленной тобою Геры?
Лаодамия.Не сжалится, жестокая. И от нее мне ничего не надо. Не ее стану я молить, склоняясь к ногам милого моего кумира.
Акаст.Детей у тебя нет, недостроен стоит дом Протесилая, ничто не связывает тебя с памятью царя-героя. Протагору отдам я тебя в жены.
Лаодамия.Отец, зачем ты это замыслил?
Акаст.Почтенный Протагор, муж опытный и разумный, достроит дом Протесилая и будет царем в Филаке, потому что угоден он богам, старейшинам и народу.
Лаодамия.Меня бы спросили!
Акаст.Завтра быть свадьбе. Такова моя воля, — а ты, милая моя дочь, должна хорошо знать свойство моей воли — ей надо покориться, хочешь или не хочешь.
Лаодамия.Знаю я, отец, непреклонность твоей воли. А ты знаешь ли силу моей любви? Любовь моя сильнее всякой земной силы. Не буду женой Протагора, ничьею женою не могу быть, не хочу быть ничьею женою.
Акаст.Удивляюсь, Лаодамия, твоему упрямству. Впрочем, женщины и все таковы. Они хотят, чтобы их долго уговаривали и потом повлекли силою. И тогда они сами довольны. Скажи мне, почему ты не хочешь быть женою Протагора?
Лаодамия.Люблю Протесилая, Протесилая моего.
Акаст.Нет в мире живых твоего Протесилая.
Лаодамия.Люблю Протесилая.
Акаст.Безумная! Пойми, что его нет.
Лаодамия.Нет? Кто это знает! Есть, нет, — не все ли равно! Я хочу.
Акаст.Вижу, что не переспорить мне тебя. Уйду, а ты готовься к свадьбе. Не пойдешь сама, повлекут силою.
Лаодамия.Подожди, отец. Злое ты замыслил. Как мне уговорить тебя? Да и не надо. Пусть свершится воля твоя. Моя воля — только моя воля. Или ты думаешь, что моя воля — ничто? Но пусть… Дай мне только три дня — свершить таинственные обряды и последние очистительные принести жертвы, да умилостивлю темного Загрея.
Акаст.Три дня, так и быть, еще помедлю. А потом быть свадьбе. Уже агора шумными голосами множества приветствовала возвещенное ей мною избрание твое, и на вопрос старейшин: «Быть ли царем второму супругу царицы Лаодамии, почтенному Протагору?» возгласила громоподобным криком: «Да».
Лаодамия (грустно улыбаясь). Боги отняли моего милого, люди ведут ко мне другого, — а я? Аида и Персефону сладкими умолю мольбами, непреодолимою силою небесной очаровательницы. И восстанет мой милый.
Уходит. Жены филакских вельмож, подруги Лаодамии, в праздничных нарядах, радостно шумною толпою пришли и говорят Акасту.
Подруги.Радуйся,
Акаст.Красно говорите вы, милые, а вот мне с моею глупою горе: не радует ее весть о свадьбе, плачет, не осушая глаз, не хочет утешиться. Боюсь, что силою придется влечь ее к алтарю. Уж вы побеседуйте с нею. Уговорите вы ее, неразумную.
Подруги.Ты не печалься ни о чем, благородный Акаст, — мы скажем ей все, какие знаем, утешные слова. Нельзя же ей не поплакать о первом ее милом. И второй муж за это еще крепче ее полюбит — скажет: привязчива. Скажет: так-то и по мне будет Лаодамия тосковать, если я раньше ее умру.
Акаст уходит. Одна из подруг подходит к двери. Зовет.
Подруга.Милая Лаодамия, выйди к нам, побеседуй с нами. Оставь темный и скучный терем.
Лаодамия.Грустно мне.
Подруги.Идет.
Стали безмолвно и с любопытством смотрят на дверь. И выходит к ним Лаодамия, в одежде печальной и бедной, босая, склоняя туманные взоры, не глядя на милых подруг. Они расступаются, и она тихо входит в их нарядно-пестрый круг. Слушает их речи. Молчит. И утешают ее подруги. Говорят ей ласково.
Подруги.Не плачь, милая Лаодамия, не плачь. Довольно плакать. Уже не одну глубокую наполнил чашу Собирающий слезы, уже немало оросил он ими цветников на туманных полях во владениях Аида. Не вернешь рыданиями и воплями почившего героя, — только сердце томишь, только свет от очей твоих черных слезами застишь, — милые щеки горькою влагою мочишь.
Лаодамия.Как не плакать мне о моем Протесилае!
Подруги.Вечною венчанный славою, он умер смертью героя. В далеких веках не изгладится из памяти потомков его славное имя. Тебе ли о нем печалиться.
Лаодамия.Пустая слава, призрак жизни, сказка, сладкая для буйных мальчишек, любящих драку, — что мне в ней?
Подруги.Не услышит твоих стонов Протесилай. А если и перенесет какой-нибудь шаловливый неведомый маленький бог через Летийские волны твои свирельные вздохи, улыбнется им Протесилай, обитающий ныне в царстве успокоенных теней и свершенных деяний.
Лаодамия.О, если бы он услышал!
Подруги.Подумай, Лаодамия, какое счастие посылают боги тебе взамен утраченного. Новый муж утешит тебя, неутешную, — по тебе он станет у нас царем, — какая тебе честь будет от царя и от народа!