Том 5. Повести и рассказы
Шрифт:
— Порядочно… Грудь болит, и спина болит… А ты спи, Антошка. Завтра мне лучше будет… Меня, брат, не скоро проберешь… Мы, Опольевы, живучие… Спи, добрый мой мальчик… И я засну…
Антошка лег на свою кровать, но заснуть не мог, прислушиваясь к прерывистому дыханию «графа». Сухой резкий кашель заставлял его вскакивать с постели и подходить к больному.
«Граф», казалось, не узнавал Антошки, хотя и глядел на него блестящими глазами. Он по временам стонал, схватываясь за грудь, и просил пить.
Антошка подавал «графу» пить и испуганно глядел
— Ты что ж не спишь, Антошка? И чего плачешь, мой голубчик?.. Не беспокойся… Спи… спи… Еще как мы с тобой заживем… Отлично заживем… Уж я больше не буду ходить на работу! — возбужденно, в полубреду говорил «граф». — Не буду. Совершенно достаточно… Quelques sous, s'il vous plait… И так всю жизнь… И умирать не желаю с тех пор, как ты… со мной… А ты не плачь… Я тебя в приют не отдам… Княгиня останется с носом… Ох, как болит грудь… Ах, как жарко… Пить, пить…
Антошка не отходил весь остаток ночи от графа, и когда в окно заглянул серенький свет петербургского утра, «граф» увидал Антошку, спавшего на полу у его кровати.
Вошедшая вскоре Анисья Ивановна разбудила Антошку.
— Ночью ухаживал за мной! — проговорил растроганный «граф».
— Ему что — отоспится днем! — промолвила Анисья Ивановна. — Ну, а ваше здоровье как, Александр Иваныч?..
— Отлежусь, Анисья Ивановна!..
— Малинки не дать ли?
— Ничего не хочется… Вот деньги, — проговорил «граф», указывая на стол, — мальчика накормите…
— И так накормлю… Бог с вами, Александр Иваныч… Теперь вам самим понадобится, а после сочтемся…
— Ну, спасибо… Добрая вы…
«Граф» снова погрузился в дремоту. От него так и пышало жаром.
Анисья Ивановна вызвала Антошку и приказала ему идти к докторше.
Через четверть часа Антошка уже вбегал в третий этаж и вошел в отворенную дверь квартиры думского врача. В прихожей дожидалось несколько человек бедного люда. Это был час приема больных…
Прошло несколько минут. Из кабинета вышла какая-то баба, а вслед за нею на пороге показалась небольшого роста брюнетка с умным и выразительным, несколько возбужденным лицом еврейского типа и живыми блестящими черными глазами. Вся ее маленькая фигурка в белом балахоне, одетом поверх черного платья, дышала какою-то вызывающею энергией.
— Смотрите же… Не забудьте, что я вам сказала, — говорила она быстро и точно, решительным, несколько авторитетным голосом. — Три раза в день по чайной ложке и мазь… Чья очередь?.. Пожалуйте…
В эту минуту Антошка подбежал к ней и проговорил взволнованным голосом:
— Госпожа докторша, будьте добреньки, зайдите поскорей к графу… Он опасно заболел…
— К какому графу? — изумилась докторша, взглядывая на взволнованного Антошку. — Граф может позвать другого врача…
Антошка поспешил объяснить, что заболевший не граф, а только так прозывается. Он Александр Иванович Опольев, и бедный, совсем бедный… Вчера выходил в одном пальтеце и вернулся весь
— Помогите, госпожа докторша, а то неравно помрет! — прибавил Антошка упавшим голосом.
Докторша записала адрес и обещала прийти тотчас же, как окончит прием больных.
— В десять часов буду! — прибавила она.
— Спаси вас бог! — воскликнул полный благодарности Антошка и побежал домой.
В десять часов явилась докторша. Ее встретила Анисья Ивановна и сочла почему-то нужным сообщить ей, кто такой ее жилец, как он оставлен богатыми своими родственниками и принужден побираться. Не преминула Анисья Ивановна рассказать и о том, как Александр Иванович пригрел такого же нищенку-сиротку Антошку…
Только после этого предисловия Анисья Ивановна ввела докторшу в комнату жильца и, подойдя к его кровати, сказала:
— А я вам, Александр Иванович… докторшу привела…
«Граф» недовольно повел глазами на вошедшую. Его несколько смущало появление женщины-врача, и он надвинул на себя одеяло.
— Напрасно вы беспокоили, Анисья Ивановна, госпожу докторшу… У меня, собственно говоря, ничего серьезного…
«Граф» храбрился нарочно, несколько стесняясь осмотром женщины, а сам хорошо сознавал серьезность болезни и жаждал помощи.
— Я и не сомневаюсь в этом. А все-таки не позволите ли вас выслушать?
Докторша сказала это так просто, так участливо, и живые, умные ее глаза глядели с такою ласковою серьезностью, что «граф» проговорил:
— Что ж… Если вы находите нужным…
И он расстегнул ворот сорочки.
Докторша долго и внимательно выслушивала и выстукивала все еще богатырскую грудь «графа» и, предложив ему поставить термометр, проговорила:
— Болезнь ваша серьезнее, чем вы думаете… Конечно, опасности нет, но вам придется несколько времени пролежать в постели.
«Граф» пристально посмотрел на докторшу.
Его ввалившиеся большие черные глаза, горевшие лихорадочным блеском, глядели с выражением какой-то грустной насмешливости.
— Вы полагаете… опасности нет? — прошептал он и, заметив, что Антошка жадно и испуганно прислушивается, прибавил: — Вы говорите по-немецки?
— Говорю! — ответила докторша, несколько смущенная этим взглядом и ироническим тоном его слов.
И «граф» продолжал по-немецки:
— Не скрывайте от меня правды. Я знаю, что я опасен… Я бывал в руках докторов… Воспаление легких в мои годы и при такой обстановке… Finita la comedia? [14] Не правда ли?.. Если так, то не лучше ли меня свезти в больницу, чтоб не стеснять эту добрую хозяйку… И кроме того, мне надо распорядиться насчет этого мальчика… Это — единственное существо на свете, ради которого я хотел бы еще жить…
14
Представление окончено? (итал.)