Том 5. Произведения разных лет

Малевич Казимир Северинович

В эти же сюжеты вводят и Ленина: Ленин на трибуне, среди рабочих, теперь он в саркофаге, но не в братской могиле. Художники создали в конце концов действительность Христа, которая не существовала. Создадут и портрет Ленина в будущем. Ленинисты будут убеждены в его художественном образе и примут его за действительный факт. Отсюда, Ленинисты будут видеть своего учителя реальным только в художественном идеальном образе, простая же материалистическая действительность скрылась от них. Его материальная оболочка не поддается художеству потому, что в материи не видели Его. Отсюда, учение Его разойдется с художественным портретом как с религиозной печалью, которой будет противиться одна часть коммунистов. Он, в образе перешедший из материального бытия в святыню, вышел из материалистического коммунизма в духовно религиозный коммунизм, становится выше над материалистическим аланом дела, он укажет материи, как Бог, принять новый строй отношений в имени своем. Образ — вне материи, как отражение вне зеркала, но в зеркале есть образ, это есть то, от чего должны уходить коммунисты, но <к чему> Ленинисты пришли. Материалистическое бытие в Ленинизме становится священным, преображающимся в быт. Образ становится источником силы, силы духа для того, чтобы воздвигнуть материальные твердыни; в этом дело Ленина. Дух Ленина среди нас. Воздвигая таким порядком материальные твердыни, в них

будет жить дух образа как оформленный факт. Материальная твердыня станет храмом, единственным духовным бытием. Ленин пошлет новый дух, он выше над материей, он приказывает ей изменяться в его, Ленина, образ, в его учение. Он преобразился в образе, здесь уже неуместно становится употреблять слово «Ленин», как только «Он», «Его», «Им», именем его никто уже не может именоваться, как именем Христос; могут быть «христиане», «ленинисты». Слово «Ленин» простое, земное, как его учет, и смешивать его с простыми материалистическими делами, вне образа состоящими, нельзя, но получилось обратное — его учет остался учетом, а он обращен в мистическое явление и стал среди ленинцев святым. Если Ленин уже Он, то Он стоит над братской могилой, но не в могиле, ибо Он не он, как только Он. Он — новое духовное их знамя, которое всегда указывает путь Его. Отсюда — склеп как куб, как символ вечности, потому что и Он в нем, как вечность. Но это только временно, логика поведет своей железной дорогой и укажет, что все, похороненные в могиле, павшие за материализм, временно пребывают вне вечности, как некогда пали праведные, и Христос их ввел в свое вечное царство, они станут вместе с Ним в кубе царства вечности, как с Христом, и воссядут с Ним в царстве Его нового учения. Образовалась новая вечность Его рая, и символ этого рая новой вечности есть куб, это уже не рай с деревьями или в облаках, а рай геометрический. Куб как завершение всех шумов и невзгод, которые были потому, что были одномерны, двухмерны и трехмерны, они шли во всех учениях и наконец в коммунизме должны дойти до последнего кубатурного организованного куба, куба вечности, т. е. покоя.

8.

Тело Его было принесено с Горок (аналогия горки Голгофы) и опущено учениками в склеп под гудки фабрик и заводов⁷. Материя нового завета зазвучала. Звук или дух из нее вышел, он не замкнулся молчанием, чтобы быть в ней. Почему? — Неужели потому, что в ней была душа, дух, т. е. то, что могло уйти из нее; а что же она потеряла — ведь она материя, т. е. то, что ничего не имеет в себе иного, кроме материи, однако случилось другое. Умолкли церковные колокола — Старый Завет; и действительно больше их не надо, образовался новый обряд, новый траурный орган фабрик и заводов, ведь колокола тоже звучание той же материи, траурно проводят дух, душу в нем живых, ведь это проводы туда, куда материи нет доступа, как дьяволу — в царство Бога. Фабрика и завод приняли на себя религиозный обряд. Новая форма той же материи кончила Богом, предала дух свой образу вечности, она выделила из себя то, что стало святым и выше <н>ее. Материализм нашел новое соединение с образом, Богом — Им.

9.

После смерти Ленина, или Его, за нас умершего, ленинисты должны следовать Ему и пасть в дальнейшем за Него, чтобы приобщиться к нему Всю обрядность должна совершить фабрика. Гудки должны сопровождать ленинистов в могилу и к жизни. Тело умершего, или павшего, должно быть несомо на фабрику, в которой должно быть место для совершения ритуала отпевания умершего и проповеди, заповеданной Им. Слово это — напутственное. Дальше возникает вопрос о форме связи с Ним. Эту связь можно совершить через вхождение в куб как вечность. Куб вечности должен быть поставлен в знак соединения умершего с Ним. Отсюда мы получаем формы нового религиозного обряда, которые перейдут в быт и вытеснят фактор материалистического бытия, сущность которого внеобрядная. В этом и будет расхождение Ленинизма, истолкованного поведением одной группы ближайших учеников Его, с теми, которые признали Его только как одного из деятелей материалистической группы коммунистов, как единицу с большей долей энергийных элементов динамической силы, но не символического значения его или статического культа. Динамическая текучесть стала статикой.

10.

Каждый рабочий Ленинист в доме своем должен иметь куб как напоминание о вечном, постоянном учении Ленинизма, которое становится символическим, раздваивающим материальный быт на культ <и на быт>. Вся обрядность, конечно, должна быть сделана художниками, ибо до сих пор полагают, что художник оформляет жизнь. (Художники символисты, идеалисты должны иметь успех, но не футуристы, кубисты, супрематисты-беспредметники). Они ее возводят в образ художественного символа, но это жизнь другая, нежели реальная. Отсюда возникают мастера, которым даны будут росписи и постройки новых храмов, которые должны возникнуть при фабриках, или клубы примут их вид. Музыка, поэзия создадут музыку и песни. Клубы должны будут переименоваться в дома Ленина, т. е. уголок Ленина разрастется в дом, комнату, а когда Ленинизм овладеет Италией, то дом Петра⁸ наречется домом его. Тогда только создастся портрет или образ Ленина во всемирном величии, идеально символический, статично-культный. Художество станет на вторую ступень после первой Ленинской религии, а научно-экономический материализм на третью ступень; <полная> аналогия предыдуще<му> быт<у> или жизни, состоящей из трех элементов: 1) Религии, 2) художества, 3) экономических условий. В области искусства в Ленинизме не должна быть смена; футуризм, кубизм не должны быть, они текучи, динамичны; здесь, конечно, все должно быть классично, вся материя принимает образ <искусства> Браманте, Палладио, Рафаэля, тут возникнет борьба пирамиды Хеопса с кубом, формой погребения Ленина. Для этого нужно выбрать место и построить пирамиду — или куб, а в кубе пирамиду. Треугольник побежден четырехугольником, отсюда прямоугольную культуру можно назвать коммунистической или внеклассовой культурой, но не античную, треугольную.

11.

Когда чисто материалистическое сознание стало утверждаться революцией, этим самым <была> поставлена проблема об утверждении научной деятельности как точных знаний о действительности. Наоборот, религия как культ и художество стала первым исключенным элементом из государственного бытия как старый элемент быта и культа, старобытие; второе поставлено на третью ступень, так как оно было вымыслом, ничего общего не имеющим с фактором материализма, учением о действительности.

Художество как наитие не могло существовать, и даже с трудом художество как наука, ибо в нем видели элемент старого быта, до появления нового быта, Ленинского. Произошло разделение на художников по наитию и художников по науке. Все должно стать в научные категории и быть производственным, одни производят образы, другие — вещи. Отсюда было сделано

наступление против искусства как факта эстетического, не экономического, научного. Другая группировка людей, материалистически мыслящих, пошла против религиозного реализма, утверждая один научный материалистический реализм. Борьбу с искусством как наитием объявили группировки предметно-производственные. Не доверяя организованной необходимости материальных форм в их художественной ценности, они задумали внести в нее благородный элемент художества. Другая же группировка, наоборот, объявила, что искусство, выведенное из поглотивших его двух факторов, церкви и фабрики, сделав его своим средством оформления, может быть самостоятельно и может дать новые формы, ибо действительность его беспредметная. Но теперь вновь смотрят на искусство, что оно есть служитель, лакей или чистоплотная горничная, одевающая барыню, <на искусство смотрят как на> сопровождающее Государство и его святых, идейных героев, в высший художественно прекрасный лик; кроме <того,> убеждены, что из того или иного политэкономического строя и харчевого распределения вытекают и форма и направление искусства, <что их> оно плоть от плоти и кость от кости. Ребенок рождается матерью, каждый харчевой строй рождает искусство, перемена жизни — перемена форм искусства, поэтому оно должно служить и обслуживать эту новую харчевую систему; <это следует> из логики, что рожденный матерью ребенок должен обслуживать ее; в этом его смысл, и мать — его содержание, как впоследствии ребенок — содержание матери. Но факты говорят другое — какой бы строй ни был, а наши архитекторы обуют этот строй в классические сандалии, так что жизнь — жизнью, а сандалии — сандалиями. Другими словами, искусство есть вечное, одно и то же зеркало, которое не изменяется от того, что новый строй лица наступил и что отражает его в себе, не изменяясь само по себе.

К искусству была сделана приставочка, художество — эстетика, отчего оно стало художественное искусство и должно в силу этого охорашивать морду жизни, чтобы она была прекрасным лицом, маникюрщику без ногтей дамских нечего делать, он теряет свой смысл и содержание.

Искусству беспредметному объявлена война предметниками, новому искусству <ставят в вину>, что оно бессодержательно, абстрактно, что оно ни одной морды жизни не охорошит; объявлена война и приставке к искусству — художеству, эстетике, вкусу, так как эти приставки оказались примыслом или вымыслом, но не смыслом самого искусства; но это не временно <так!>. Требуется новый эстетизм, и только более действующий на веснушки и угри. Новые искусства поэтому только и отвергаются, что в них видят анти-художествеиную эстетическую деятельность, не видят искусства, не видят средства от веснушек, и морда жизни остается в веснушках, и с ненаяренными краплаком даже ногтями ног, оно не поправляет бюсты, <новое искусство отвергается потому,> что в нем нет образов, ликов других идей, т. е. таких масок, в которые можно было бы нарядиться; а как только кэ его элементов построить орнамент, декорировать, раздекорировать юбку Государства, то сейчас вызывают сочувствие эстетического порядка, хотя последние могут быть построены не на основе эстетической, подобно любому цветку в поле.

12.

Жизнь художественная пала⁹. Художник был посажен на паек третьей очереди и получит кусок хлеба, когда будет удовлетворен рабочий, материалист и ученый; его дело в свое время революции было подозрительной нужности, но это в прошлом, когда это казалось ненужным; <тогда> художник и священник были сведены почти на равную ступень, а сегодня это свободные бродяги, которым не только давать, но как можно больше брать с них нужно.

Но, по мере вхождения их в новую религию Ленинизма, они пойдут в ход, станут обслуживать Ленинистский быт, пролеткульт станет первой иконостасной мастерской. Художники старого режима не производят новый быт, они его не усваивают. Религиозные художественные предметы старого режима не вырабатываются, как не вырабатывались в нем языческие амулеты, фетиши; новые фетиши возникли, за ними возникает и «новый художник», ассоциировавшийся в духе. Художественные школы, как эстетические, в смысле отпуска средств на их содержание становятся на третью очередь, <поскольку> еще не выяснена их нужность первоочередная, а на религиозный культ средства вовсе не отпускаются, так как их ненужность очевидна- Кто же и при старом режиме отпускал на образ трупа средства<?> Так заканчивает старая форма свое существование. Художественные школы стремятся соединить с производством образование нового искусства, отношения их, т. е. связать с работами фабрик и заводов, и отдалить от религии и «Искусства для искусства», как и жизнь для жизни. В этом соединении можно усмотреть борьбу с художеством, с его голой эстетикой, ас другой стороны, <стремление> создать новую эстетику или эстетику подчинить новым формам, новой культуре пролетариата и Ленинизма.

13.

Связь художника с фабрикой все же не была ясна, ибо никакому предмету, вырабатываемому на экономических, практически удобных основах, не нужен эстетический элемент, который может ему придать другой вид, форму художества, утяжелить его экономическую, утилитарную гибкость, что и является его содержанием. Этот факт должен быть основой новой культуры пролетариата, эстетика — пережиток в рабочем, пока он рабочий. Каждая вещь техника — это результат технической борьбы двух обстоятельств. Рабочий воспитан на этой вечной дуэли, умение владеть этой шпагой (молотом) должно дать новые формы этого состязания. Часть художников сознательно пошла по этому пути, пути рабочего, назвав свое художественное дело художественным трудом в производстве, но это просто назойливая муха. Такова группа эстетическая, коммунистическая, ставшая на текучести динамической борьбы техники с новой организацией добытых наукою в природе свойств элементов делания вещей. Но при чем тут художественный труд, неужели в новых вскрытых наукою элементах есть и элемент художественный, которым они оформляют вещь<?> Другая пошла в другую сторону, не оформления, а отражения быта — ассоциировавшаяся группа художников, Ленинистская, религиозно-бытовая. Третья группа пошла в отражение фабрично-заводского бытия (футуризм), научно-правильная, выдвигающая элементы — те, над которыми рабочий работает. Четвертая пошла в научный путь. Пятый путь — беспредметно-супрематический.

14.

Приобщать художника к фабрике, к заводу, быту есть историческая ошибка. Случилось повторение аналогии того момента, когда искусство было оторвано от своего научного анализа явлений и приобщено к религии, или самому себе эстетике. Так и сегодня, оторвавшись от религии, искусство приобщается к фабрике, как бы поджидая, что фабрика скоро обратится в церковь, которой нужны будут образа, знамена, хоругви и разные реликвии, амулеты. Какая-то часть материализма отойдет в образ. И действительно, момент такой наступает. Материализм скользнул с ледяного пути, упал на путь религиозный и поднялся и стал видеть все дело свое в образе. Стал бежать с головокружительной быстротой к нему. Перед ним возникают быт, обряд, культ, образ, идея, художество.