Том 5. Рассказы 1860 ? 1880 гг.
Шрифт:
Через несколько мгновений, однако, он сорвал с головы фуражку и сказал, запинаясь:
— Добрый вечер, панна Зофья!
Михал хотел отвесить ей галантный поклон, но ноги его точно приросли к земле, и он лишь неловко кивнул головой.
— Добрый вечер! Добрый вечер! — защебетала панна Зофья. — А что это вы держите в руке, пан Михал?
— Это котенок, панна Зофья, — произнес он с трудом.
Девушка явно обрадовалась. Она была в изящном пальто и в шляпке, но без перчаток, и протянула свои маленькие, покрасневшие от холода ручки к котенку. Теперь они оба заинтересовались им.
— Ах, какой он хорошенький! — воскликнула
— Да, хорошенький, но я не знаю, куда его девать?
— Подарите мне, пан Михал!
— Как? Неужели вы будете возиться с этим уродом?
— Конечно, буду! Какой же вы добрый, пан Михал, сжалились над котенком!..
— А вы какая добрая, панна Зофья, если желаете заботиться о нем!..
— Я вообще очень люблю животных…
— И я тоже…
Так беседуя, они смотрели друг на друга. Девушка спрятала котенка в широкий рукав пальто и прижимала свои алые губки к его мордочке. Тут уж щеки Михалка запылали румянцем.
— Я бы, кажется, все на свете отдал за то… — начал он и умолк.
— За что?
— За то, чтобы вы и меня тоже немножко любили, панна Зофья.
Потупив на мгновенье глаза, она сейчас же снова взглянула на него. Ее юное личико было полно решимости. Она тихо ответила:
— Я вас очень, очень люблю, пан Михал, уже давно, с самого детства… но любила бы еще гораздо больше, если бы вы… если бы вы, пан Михал… если бы…
— Если бы что?.. Что?..
— Если бы вы были всегда таким, как вот сейчас… И отец и мама очень хотели бы, чтобы вы не… чтобы вы…
Прижав снова губы к мордочке котенка, она едва слышно добавила:
— Чтобы вы были всегда таким, как сейчас…
Он догадался, что именно она хотела сказать, и густо покраснел.
— Панна Зофья! — прошептал он. — Клянусь вам, клянусь жизнью, что я всегда буду таким, как сейчас…
И вдруг неожиданно красная ручка девушки очутилась в большой, запачканной известкой ладони каменщика. Пожатие было крепким и сердечным. Не сказав ни слова на прощание, они разошлись в разные стороны. За ним вприпрыжку весело бежал Жужук, а Зося несла в рукаве пальто озябшего тощего котенка.
В течение нескольких месяцев Романова, Жужук и одна из дочек одного из самых почтенных мастеров Онгрода были очень счастливы.
А потом…
Ремесло каменщика, хотя и хорошо оплачивается, имеет, однако, ту дурную сторону, что часть года рабочие вынуждены сидеть без дела.
Начиная с марта и до октября, самое позднее до ноября, работай сколько душе угодно, но как только пойдут осенние дожди и выпадет первый снег, тогда уж сиди сложа руки, хотя бы работа тебе нужна была до зарезу! Кое-кто находит выход из положения. Ставят гончарные печи и в зимнее время обжигают глиняную посуду. Вначале Михал также пытался заняться этим делом и поздней осенью пошел работать к гончару. Однако, попытка оказалась не особенно удачной. Необходимость все время возиться у раскаленной печи в закрытом и душном помещении тяготила его, он по натуре был подвижным, привык работать на вольном воздухе, широко размахивать сильными руками и дышать полной грудью.
Кроме того, ремесло гончара казалось ему унизительным и годным лишь для людей ни к чему не способных или неудачников. В конце концов эта работа ему опостылела, он бросил ее и месяца четыре-пять в году совсем не работал. Романова твердо помнила, что он впервые напился именно в такое время. Ему исполнилось тогда всего девятнадцать лет.
Иногда Михал пытался оправдаться перед матерью и Хлевинским.
— Рабочему человеку необходимо бывает развлечься… — заявлял он.
А зимой, когда работы у него не было, он уверял, что его гложет такая тоска, что, не пойди он в кабак, ему впору повеситься или утопиться.
У него было много товарищей, но они не тосковали так, как он. Когда мать обращала на это его внимание, он отвечал:
— Что ж тут удивительного? Все они убогие, бесталанные люди! Работать не умеют, и веселиться им не надо! У них вода в жилах течет, а у меня горячая кровь!
Слова эти сбивали мать с толку. Что бы она ни делала — снимала ли пену с супа, рубила ли мясо на котлеты, чистила ли овощи, — все время думала, взвешивала, размышляла, но сообразить никак не могла… Неужели это возможно?..
— Неужели это возможно, — говорила она людям, которым доверяла, — чтобы человек пропадал лишь потому, что он лучше других?.. Какой-нибудь бестолковый дурак спит преспокойно по целым вечерам на печке и не грешит, а мой сын из-за своей горячности и лучше всех работает и больше всех грешит перед богом.
Иногда Романову осеняли мысли, которые могли возникнуть у нее только в результате огромного умственного напряжения. Подперев лицо рукой, с застывшим от усиленных размышлений взглядом, она говорила:
— Просто непонятно! Неужели ученые и богачи не могут придумать для простых и бедных людей какие-нибудь другие развлечения вместо кабака Шлемы?..
Памятная встреча Михалка с Зосей Хлевинской произошла весной и надолго отодвинула от Романовой ее тревожные мысли и заботы.
Все лето и часть осени парень работал не покладая рук и в самом деле ездил по поручению Хлевинского в какую-то усадьбу, благодаря чему в сундуке его матери скопились изрядные деньжонки. Он уже твердо решил будущей зимой обязательно получить звание помощника мастера. Цеховой мастер Хлевинский сам уговаривал его, окончательно уверовав в то, что парень образумился.
— Через год, — обещал Хлевинский, — мы проведем тебя в мастера, а еще через несколько лет, если не собьешься с пути… то… — тут мастер прервал свою речь, но, лукаво улыбаясь, покручивал пышные белобрысые усы и позвякивал серебряной цепочкой от часов.
Знакомым своим он часто говорил:
— Михал — моя правая рука. Чертовски способный парень! Коли бы только не… не того… я предпочел бы выдать замуж Зосю скорей за него, чем за какого-нибудь никчемного барчука… Ну, может быть, бог даст… будем надеяться… что… молод еще… перебесится…