Том 5. Труп на Рождество
Шрифт:
Я пообедал сандвичем с бифштексом и приехал в офис где-то около половины третьего. Аннабел Джексон, секретарша шерифа, отсутствовала на своем рабочем месте, и вместо нее за пишущей машинкой сидел сержант Полник. Я почувствовал, что в воздухе пахнет грозой.
— Никогда бы не подумал, что ты умеешь печатать, — бодро заметил я.
— Мисс Джексон у шерифа, лейтенант, — мрачно произнес Полник. — После нее пойду я. Вот незадача! — У него был удрученный вид. Такой, наверное, был у святого Бернара, когда тот обнаружил, что какой-то негодяй выпил из его фляги весь коньяк. — Разве я виноват, что этот
— Конечно же не виноват, — осторожно поддакнул я.
— Хотел бы я знать, — угрюмо продолжал сержант, — как этот козел ухитряется управлять мотелем, если даже не может запомнить номер нужной комнаты?
— Наверное, с большим трудом, — согласился я.
Когда Полник что-нибудь рассказывал — главное было не задавать вопросов, которые помогли бы прояснить картину, — это его напрочь выбивало из колеи. Наступило молчание, и чтобы как-то заполнить затянувшуюся паузу, я зажег сигарету и попытался пускать дым кольцами. Но у меня ничего не получилось.
— Этот тип впал в самую настоящую панику, — неожиданно заговорил Полник. — Я приезжаю в отель, он выбегает мне навстречу, бешено размахивая руками, как будто наступил конец света. Говорит, что в двадцать четвертом номере стреляли. И кто стрелял, все еще там. Я подлетаю к двадцать четвертому и обнаруживаю, что дверь заперта. Высаживаю ее плечом и врываюсь в комнату с револьвером в руке. — От одного воспоминания по телу сержанта пробегает дрожь. — О Боже! Я был ошарашен посильнее, чем та девица!
— Девица? — рискнул я вставить словечко.
— Думаю, она только что вышла из ванной, поскольку голова у нее была обмотана полотенцем, — продолжал Полник, продемонстрировав блестящие способности к дедукции. — Больше на ней ничего не было. И этот тип, верхом на котором она сидела, тоже был совершенно голым. Сначала я подумал, что она делает ему массаж, но потом увидел, что она… словом, это был не массаж. — На лице сержанта появилось стыдливое выражение. — Можно было подумать, что эта девица перепутала своего парня с конем, так она на нем скакала. Но я должен был вспомнить свой долг и подумал, что, может, этот парень какой-нибудь сексуальный маньяк и стрелял он для того, чтобы заставить девицу оседлать себя и трахнуть. Может быть, она сидела на нем верхом против своей воли. Хотя на ее лице блуждала улыбочка. Поэтому я согнал девицу с него, велел ему подняться и, приставив к спине револьвер, повел в кабинет управляющего.
— Совершенно голого? — вырвалось у меня.
Полник нахмурился:
— Да, голого, лейтенант.
— А вокруг было много людей? — спросил я.
— Да, мы шли по коридору, а эта девица с полотенцем на голове бежала за нами и орала благим матом — и конечно же отовсюду высунулись любопытные головы. — В голосе Полника послышался благоговейный трепет. — Я не знаю, откуда они взялись, лейтенант. Их было так много, что трудно поверить, — такое впечатление, что их пекут как блины.
— И тогда управляющий сказал тебе, что ошибся, назвав тебе не тот номер?
— Да он чуть не умер, увидев нас! И жаль, что не умер. — Полник закрыл глаза, вспомнив сцену, разыгравшуюся в мотеле. — Этот тип из двадцать четвертого номера грозился нас всех поубивать, только не знал, с кого начать — с меня или с управляющего. Девица собирается учинить нам обоим иск на сотню миллионов баксов. И все трое — парень, девица и управляющий — в один голос орут на меня. Через некоторое время управляющий клянется, что велел мне идти в двадцать вторую комнату. Поэтому я иду туда и выясняю, в чем дело. Там сидит какой-то нервный хмырь, который так напуган, что готов разрыдаться. Оказывается, он нес удочку и оступился, и чертово удилище попало прямо в экран телевизора, и кинескоп взорвался!
— Ну, любой человек может перепутать комнаты, — сказал я, успокаивая Полника. — Во всем виноват управляющий — ведь это он сбил тебя с толку.
— Надеюсь, шериф тоже в это поверит, — с сомнением в голосе произнес сержант. — Поскольку потом выяснилось, что голый парень — младший брат мэра — тот самый, который всегда дает ему кругленькую сумму на предвыборную кампанию, а девица с банным полотенцем на голове — совсем не его жена. Она — официантка придорожного ресторана в двух кварталах от мотеля, где клиентов обслуживают прямо в машинах. Позже управляющий сказал мне, что вся публика, наблюдавшая за этой сценой, узнала их.
Из кабинета шерифа появилась Аннабел Джексон, и вслед за ней оттуда послышался грозный рык — это шеф звал Полника на расправу. Сержант послушно заковылял в кабинет с таким же выражением лица, с каким, наверное, французские аристократы поднимались на гильотину. Впрочем, трудно представить себе аристократа с лицом кроманьонца [3] .
— Бедный сержант Полник! — с сочувствием сказала Аннабел. — Как мне жаль его. Шериф вне себя от ярости!
— Вы хорошо выглядите, Аннабел, — заинтересованно произнес я. — Хотя чуть поправились, но только в тех местах, где нужно.
3
Кроманьонцы — люди современного типа, существовавшие в древности в Европе и резко отличавшиеся от неандертальцев.
Аннабел села за свой стол и сделала медленный глубокий вдох, отчего кофточка из органди на ее красивой высокой груди опасно натянулась.
— Посмотрите вниз и поймете, о чем я говорю, — сказал я.
Аннабел с шумом выдохнула воздух.
— Я прекрасно провела отпуск, — с горечью произнесла она. — Три незабываемых недели у себя дома, в Джорджии, где все мужчины — джентльмены и знают, что к девушке надо относиться с уважением! И в первый же день на работе опять, вы с вашими гадостями! Не знаю, чем я прогневила Бога. Наверное, сделала что-нибудь ужасное, но почему я должна общаться с таким чудовищем, как вы!
— Не понимаю, что такого ужасного вы могли натворить у себя в Джорджии, — сказал я. — Особенно если все мужчины там, как вы говорите, сплошные джентльмены и иначе как с уважением к женщине не относятся!
— Знаете, о чем я мечтаю, — задумчиво сказала секретарша шерифа, — мы с вами сидим в офисе и вы изощряетесь в словоблудии. И вдруг прямо под вашими ногами разверзается огромная дыра в полу и вы падаете! Из дыры вырывается язык пламени, и она закрывается. И только на полу остается маленький след от ожога!