Том 5. Война. Земля родная. Алый мак. Фимиамы

Сологуб Федор Кузьмич

«Какая покорность в их плаче…»

Какая покорность в их плаче, Какая тоска! И как же иначе? Бежит невозвратно река. Уносятся грузные барки С понурой толпой, И слушают Парки Давно им наскучивший вой. К равнине уныло Осенние никнут дожди. Уж раз проводила, Так сына обратно не жди. Уж слёзы разлучные льются, Кропя его путь. Ему не вернуться Припасть на вскормившую грудь. Там где-то, в чужбине, Далёко от знаемых мест, В чужой домовине Он

ляжет под дружеский крест.

«Власяница. Ноги босы…»

Власяница. Ноги босы. Разметались косы. Заструились слёзы. Власяница, – и молитва. Завтра вспыхнет битва. Развернутся розы. Власяница, слёзы, стоны. Заунывны звоны. Злая будет сеча. Власяница, утомленье. Горькое моленье. Милый друг далече.

Обстрелян

Душа была тревогами томима До первого решительного дня, До первой пули, пролетевшей мимо, Пронзившей воздух где-то близ меня. Как будто в сердце мне она вонзилась, Лишь для меня свершая свой полёт, И странно всё во мне переменилось, И знаю я, что я уже не тот. И строй природы дивно перестроен, И стал иным весь образ бытия. И где же мирный я? Я – только воин. Всегда передо мною смерть моя. Ползёт ко мне за каждою горою, И стережёт меня за каждым пнём, И каждый раз я утренней зарёю Встречаюся как бы с последним днём. Всё то, что было прежде непонятно, Здесь понял я, склонившийся к ружью, И потому, сражённый многократно, Теперь врага бестрепетно убью. И никогда тоскующая совесть Не будет мне когтями сердце рвать, Хотя бы дел моих отважных повесть Мне правнукам пришлося рассказать.

«Какой я был бессильный!..»

Какой я был бессильный! Никому я не мог помочь. На меня тоской могильной Веяла лютая ночь. Я вышел в ратное поле, Сражаюсь за святую Русь. Вся жизнь моя в Божьей воле, И я ничего не страшусь. В ратном поле не боится Тело моё трудных дней, И у сердца не гнездится, Не томит его тихий змей. Что мне Господь ни судит, Умру ли, домой ли вернусь, Сердце моё биться будет Любовью к тебе, моя Русь.

Побеждайте

Побеждайте Сатану! Сатана безумства хочет, И порочит он войну, И бессилие пророчит. Правда, радость и любовь Не погибнут в лютом бое. Мы даём войне иное, Проливая нашу кровь. Что Господь нам заповедал? В ад сходил и сам Господь, И земле и казни предал Он божественную плоть. Кровь, и подвиг, и страданье, И дерзанье до конца, И тернового венца Опьянённое лобзанье.

Бельгиец

Я – мирный гражданин страны родной, Торгую в Конго я слоновой костью, Но дерзостно нарушен мой покой Тевтонскою воинственною злостью. Кирпичный дом, построенный отцом, Угрозами мрачат аэропланы, А на дорогах пыль стоит столбом, И нагло мчатся прусские уланы. Заклятье смерти снова разлито На веси и поля родного края, Но в чём же виноват я? сделал что? И в чём повинна сторона родная? Я не хочу войны, но воевать С презрителем границ я крепко буду, Хотя

б его тьмочисленная рать Несла смятение и смерть повсюду. Бестрепетно я встречу дни тревог, Воинственных отцов я вспомню песни. Благослови мой труд, великий Бог! Ты, доблесть прадедов моих, воскресни!

Утешение Бельгии

Есть в наивных предвещаньях правда мудрая порой. То, чему поверит сердце, совершит народ-герой. Вот Сивилла развернула книгу тёмную судеб, И прочла одну страницу в книге той гадалка Тэб. «Прежде чем весна откроет ложе влажное долин, Будет храбрыми войсками взят заносчивый Берлин, И, награбленной добычей поживиться не успев, Злой народ, который грабит, испытает Божий гнев». О герой, народ бельгийский! Испытаний час настал. Вся земля взята врагами, и Антверпен крепкий пал, И спешат к союзным ратям утомлённые полки. Кто измерит, сколько в душах славных рыцарей тоски! А в Берлине ликованье, песни, смех, колокола, И толпа опять победой и пьяна, и весела. Но я знаю, не трепещет дух Альберта короля. Он свободными увидит скоро милые поля. Уж плетёт ему победа вечный лавровый венец. Он торжественно вернётся в свой разграбленный дворец. Только правда – путь к победе, только верность – верный щит. Так наивность предвещаний, так и мудрость говорит.

Индусский воин

Мои ребяческие игры Смеялись в ярком зное той земли, Где за околицами тигры Добычу ночью чутко стерегли. Моя возлюбленная Джанней Ждала меня у вод, где лотос цвёл, Когда один порою ранней С ночной охоты я из джунглей шёл. Мой император, англичанин, Живёт в далёком северном краю. Я за него в сраженьи ранен, И за него я снова кровь пролью.

Стансы Польше

Ты никогда не умирала, – Всегда пленительно жива, Ты и в неволе сохраняла Твои державные права, Тебя напрасно хоронили, – Себя сама ты сберегла, Противоставив грозной силе Надежды, песни и дела. Твоих поэтов, мать родная, Всегда умела ты беречь, Восторгом сердца отвечая На их пророческую речь. Не заслужили укоризны Твои сыны перед тобой, – Их каждый труд был для отчизны, Над Вислой, как и над Невой. И ныне, в год великой битвы, Не шлю проклятия войне. С твоими и мои молитвы Соединить отрадно мне. Не дли её страданий дольше, – Молю Небесного Отца, – Перемени великой Польше На лавры терния венца.

«На милый край, где жизнь цвела…»

На милый край, где жизнь цвела, До Вислы на равнины наши, Тевтонов ярость разлила Огонь и смерть из полной чаши. Как в день Последнего Суда, Сверкай огонь, гремели громы, Пылали наши города И разрушались наши домы. Когда ожесточённый бой К иным пределам устремлялся, На наших улицах разбой Тевтонской рати начинался. Презревши страх детей и дев, На слёзы отвечая смехом, В бесстыдство перешедший гнев К безумным тяготел потехам. И кровь струилася, и вновь Вставал угарный дым пожара, И пеплом покрывала кровь Родных и милых злая кара. Из милых мест нас гонит страх, Но говорим мы нашим детям: «Не бойтесь: в русских городах Мы все друзей и братьев встретим».