Том 5. Война. Земля родная. Алый мак. Фимиамы

Сологуб Федор Кузьмич

«На тихом берегу мы долго застоялись…»

На тихом берегу мы долго застоялись. Там странные цветы нам сладко улыбались, Лия томительный и пряный аромат. Фелонь жреца небес прохладно голубела. Долина томная зарёю пламенела, Ровна и холодна в дыханьи горьких мят. Донесся к нам наверх рожка призыв далёкий. Бренчали вдалеке кутасы мирных стад. Какой забавный звон! В безмолвности широкой Янтарный звон зари смирил полдневный яд.

«Грести устали мы, причалили…»

Грести устали мы, причалили,

И вышли на песок. Тебя предчувствия печалили, Я был к тебе жесток. Не верил я в тоску прощания, Телесных полный сил, Твою печаль, твоё молчание Едва переносил. Безумный полдень, страстно дышащий, Пьянящий тишину, И ветер, ветви чуть колышущий И зыблющий волну, Завесой шаткой, обольстительной Весь мир обволокли, И грех мне сладок был пленительной Прохладою земли.

Маргрета и Леберехт

Шутливая песенка

С милой, ясной Девой красной, С этой бойкою Маргретой, Знойным летом разогретой, Песни пел в лесочке кнехт, Разудалый Леберехт. Звонко пели, Как свирели. Леберехт твердил Маргрете: «Краше девки нету в свете! Но, Маргрета, вот что знай: Ты с другими не гуляй!» Ах, Маргрета В это ж лето, Не нарочно, так, случайно, С подмастерьем Куртом тайно Обменяла поцелуй На брегу весёлых струй. Но от кнехта Леберехта Не укрылася Маргрета, – Леберехт всё видел это. Только лишь слились уста, Леберехт из-за куста. Курт умчался, Кнехт остался. Слов не тратил на угрозы. Кнехту смех, а Грете слёзы. Но уж с той поры она Кнехту так была верна! Скоро с кнехтом Леберехтом Под венец пошла Маргрета, Точно барышня одета, – И уехал Леберехт Вместе с Гретою в Утрехт.

«Новый человек во мне проснулся…»

Новый человек во мне проснулся, Свободный, И радостно и чутко я на землю оглянулся, Холодный. Передо мной путей лежало разных Так много, Но чистая, средь многих злых и грязных, Одна дорога.

«В моих мечтах такое постоянство…»

В моих мечтах такое постоянство, Какого в мире нет. Весь мир – одно лишь внешнее убранство, Одна мечта – и жизнь, и свет. Мир не поймёт мерцающего света, Он только плоть, бездушная, как сон, И в нём душа не обретёт ответа, – Молчаньем вечным скован он.

«Кумир упал, разрушен храм…»

Кумир упал, разрушен храм, И не дымится фимиам Над пыльной грудою развалин. Я в дальний путь иду, печален, И не молюсь чужим богам. Но если слышу я моленья, Душа полна благоговенья, И не с насмешкой брошу взгляд На чуждый, суетный обряд, А с тихой грустью умиленья.

«Алый мак на жёлтом стебле…»

Алый мак на жёлтом стебле, Папиросный огонёк. Синей змейкою колеблясь, Поднимается дымок. Холодея, серый пепел Осыпается легко. Мой приют мгновенно-тепел, И ничто не глубоко. Жизнь, свивайся лёгким дымом! Ничего уже не жаль. Даль в тумане еле зрима, – Что надежды! Что печаль! Всё проходит, всё отходит, Развевается, как дым; И в мечтаньях о свободе Улыбаясь отгорим.

«Над землёю ты высок…»

«Над землёю ты высок, Ярок, жарок и жесток. Солнце, брат горящий наш, Что возьмёшь и что ты дашь?» – «Унесу и принесу За подарок лучший дар. В чашу всю сберу росу, Дам тебе живой загар. Был ты робок, слаб и бел, Будешь тёмен, твёрд и смел, Кровь смешаешь с влагой рос, – Жаждет распятый Христос». – «Солнце, наш горящий брат, Низведи Христа с креста! У твоих лазурных врат Наша чаша налита».

«Она безумная и злая…»

Она безумная и злая, Но хочет ласки и любви, И сладострастие, пылая, Течёт, как яд, в её крови. На вид она совсем старуха, Она согбенна и седа, Но наущенья злого духа Царят над нею навсегда. Не презирай её морщины, Её лобзаний не беги, – Она посланница Судьбины. Бессильны все её враги.

«Хотя сердца и ныне бьются верно…»

Хотя сердца и ныне бьются верно, Как у мужей былых времён, Но на кострах, пылающих безмерно Мы не сжигаем наших жён. И, мёртвые, мы мудро миром правим: Благословив закон любви, Мы из могилы Афродиту славим: «Живи, любимая, живи!» И если здесь, оставленная нами Кольца любви не сбережёт, И жадными, горящими устами К ночному спутнику прильнёт, – Не захотим пылающего мщенья, И, жертвенный отвергнув дым, С улыбкою холодного презренья Нам изменившую простим.

«Забыв о счастьи, о весельи…»

Забыв о счастьи, о весельи, Отвергнув равнодушный свет, Один в своей унылой келье Ты, чарователь и поэт. Ты только сети сердцу вяжешь, Печально голову клоня, И всё молчишь, и мне не скажешь О том, как любишь ты меня. А я – надменная царица. Не знаю я свободных встреч. Душна мне эта багряница, Ярмо моих прекрасных плеч, Бессильна я в томленьях страсти. Соседний трон угрюмо пуст, И только призрак гордой власти Порой коснётся алых уст. О, если б снять венец двурогий, И целовать, и обнимать! Но всё твердит мне кто-то строгий, Что я – увенчанная мать.