Том 6. Дураки на периферии
Шрифт:
Из проходной выходит Ольга. Она приостанавливается, потому что видит свою семью, ожидающую ее не дома, а здесь.
Ольга. Мама! Письмо получила?..
Бабушка и внуки. По старческому лицу бабушки текут редкие терпеливые слезы, Ольга понимает; лицо ее принимает бессознательное дикое выражение; из уст ее раздается непроизвольный долгий гортанный вопль — и толпа людей, вышедшая из электростанции, как один человек, оборачивается в сторону Ольги и сразу стремится к ней на помощь. Среди них мы видим и Софью
Настя. Мама! Мама!
Петрушка. Отдайте нам нашу маму!
Комната Ивановых. На раскладной кровати лежит больная бабушка. У ее постели сидит Настя. Окно открыто наружу, во двор. Тишина. К окну подходит Петрушка с лопатой.
Петрушка. Настя, где ты? Налей бабушке витамину и белого хлебца отрежь, там есть начатый кусок.
Бабушка. Не надо мне, ничего мне не надо, Настенька.
Настя. А чего надо?
Бабушка. Алешу мне надо, отца твоего увидеть хочу, я обнять его хочу, хоть мертвого…
Настя. А какой он был, бабушка?
Бабушка. А ты что — ты забыла его?
Настя. Я забыла. А какой он? Он живой или мертвый?
Бабушка молчит и гладит головку Насти. Петрушка подходит к окну и опускает через него в комнату пустое ведро.
Петрушка. Инвалид безногий, он брешет.
В комнату приходит серьезный, озабоченный Пашков с охапкой дров. Он складывает дрова, раздевается, затем подходит к бабушке и […] к ней. Бабушка дружелюбно глядит на него.
Пашков у окна. Он кличет Петрушку.
Пашков. Петрушка, иди мать с работы встречать, а я ужин буду готовить.
Голос Петрушки. А крупу ты получил?
Пашков. Ясно!
Голос Петрушки. Сковородку возьми чугунную, а не железную, на железной масло горит.
Пашков. Понимаю!
Голос Петрушки. Гляди там!
Пашков. Ладно, я погляжу.
Пашков накапывает лекарство из пузырька в чайную ложку и подает бабушке.
Бабушка покорно пьет лекарство.
Затемнение.
Вой осеннего ветра, дующего с переменной силой — то громче, то тише, — но на заднем звуковом фоне осеннего ветра слышна равномерная напряженная мелодия работающей электростанции.
Во дворе, на своем индивидуальном огороде, Петрушка выкапывает поспевшую картошку и накладывает ее в мешок. Вокруг следы осени; летят былинки, сорванные ветром, дрожат голые ветви кустарника, ворона произносит невдалеке: кра-кра! Ольга ведет через двор Настю в школу; у Насти ранец за плечами.
Настя. Мама, пускай Петрушка теперь палочки пишет. Я его буду учить.
Ольга.
Петрушка. Я знаю. А она не ест ничего!
Ольга. А ты попроси ее.
Ольга и Настя уходят. Петрушка не прерывает работы.
Окно из комнаты Ивановых, видимое снаружи. На окне стоит плошка с цветком, снова увядшим. за окном сидит сильно постаревшая, вовсе ветхая, обессилевшая бабушка. Она глядит вдаль неподвижным взором. Капли дождя бьют по стеклу, стекают по нему и застилают образ бабушки, делают его невидимым.
Ветер сдувает с оконного стекла следы дождя — и снова виден образ бабушки, более смутный, чем прежде.
К окну подходит Петрушка и протирает стекло рукой.
Петрушка. Бабушка, тебе кушать пора!
Бабушка отрицательно качает головой.
Петрушка. А о чем ты думаешь?
Бабушка за окном старается подняться со стула, приподнимается немного и валится в сумрак комнаты.
Петрушка прильнул к окну.
Петрушка. Бабушка, ты что! Бабушка, ты очнись, мы опять дома будем жить, и отец к нам приедет!.. Бабушка, бабушка, ты слышишь — я тебе говорю!
Петрушка пытается открыть окно; оно не открывается; тогда он бросается прочь от окна и бежит в комнату вокруг всего общежития.
Комната Ивановых. за окном снежная пурга. На кровати лежит умирающая бабушка. Возле кровати сидит Ольга на табурете. В комнате чисто убрано. Тишина, слышно, как снег шуршит и скребется снаружи, по окну и по стене.
Ольга. Мама, вам плохо!
Бабушка. Мне хорошо, ты не понимаешь.
Пауза.
Ольга. Воды испить хотите или теплого молока.
Бабушка молчит.
Ольга. Мама, война скоро пройдет, мы поедем домой, мы опять будем жить все вместе.
Бабушка. С кем — вместе! Кто погиб, того с вами не будет.
Ольга. Мама… У вас есть внуки, они родились от Алеши, в них его кровь есть, вы для них должны жить.
Бабушка улыбается светлой спокойной улыбкой и внимательно глядит на Ольгу.
Бабушка. Ты глупая… Что ты меня жить уговариваешь, я сама жить люблю. для меня и смерть хороша, как жизнь, раз сын мой умер.
Молчание.
Ольга. А он… он не мучился?
Бабушка. Нет… он знал, что его мученье всему народу нужно — какая же в том мука, это радость, и его смерть лучше жизни.
Ольга. А как же я буду, мама?.. Живите с нами.
Молчание.
Бабушка. Я бы пожила еще, Олюшка, я бы потерпела, а уж не могу, силы-мочи нету, дышу, как пустая вся…
Ольга берет тарелку со стола и пытается кормить бабушку с ложки.