Том 6. Лорд Эмсворт и другие
Шрифт:
— Она не услышит. Неужели ты так низко ценишь мой ум? К ней едет Катберт Мериуэзер. Я ему сказал, чтоб зубрил всю ночь.
— Все равно она узнает.
— Никогда! Кто ей скажет?
Мартышка сдался. Во-первых, он знал, что спор бесполезен, во-вторых — был доволен, что сотня миль отделит его завтра от приятного, но не полезного дяди. Ничего не попишешь, рано или поздно этот дядя выкинет что-нибудь жуткое, но, слава Богу, в Бландинге, не здесь. Как верно поется в гимне, думал он, что покой и дивный мир доступны лишь тогда, когда семья — вдали.
— Что ж, — заметил
III
Ехать с лордом Эмсвортом в поезде было приятно и потому, что он сразу засыпал. Поезд, отвозивший его и гостей в Маркет Бландинг, покинул паддингтонскую платформу в одиннадцать сорок пять, как и обещали знающие люди, чье слово — крепко; а в двенадцать десять он мирно посвистывал, хотя иногда и похрапывал. Тем самым другой граф мог безбоязненно беседовать с третьим, младшим пассажиром.
— Волнуетесь? — осведомился он, приветливо глядя на преподобного Катберта, ибо заметил, что тот время от времени дергается, как гальванизированная лягушка.
Билл Бейли шумно задышал.
— Вот так я волновался, — ответил он, — когда читал первую проповедь.
— Понимаю, — сказал граф Икенхем. — Конечно, ничто не воспитывает так, как пребывание в сельской местности под вымышленным именем, но волнуются многие. Мой племянник из мужественной семьи, а вы бы на него посмотрели, когда он ехал по этой самой дороге в образе некоего Бэзила! Помню, я ему сказал, что он — вылитый Гамлет. Дрожал, горевал, хотел вернуться. Я к таким вещам привык, люблю пожить под псевдонимом. В своем собственном виде — уже не то, как-то пресно. Но для новичка это сильное потрясение. Проповедь приняли хорошо?
— Ну, кафедру не свалили.
— Вы слишком скромны, Билл Бейли. Я уверен, что они падали в экстазе. Вот и сейчас все пройдет прекрасно. Вероятно, вы гадаете, что я замыслил. Сам не знаю, но вам полезно приглядеть за Арчи Гилпином. Он — художник, а вы знаете, как они опасны. Всякий раз, когда он предложит Майре пройтись к озеру, поглядеть на этих христиан, — крадитесь за ними. Ясно?
— Да.
— Так, превосходно. Только он подступится к… как вы ее называете, девица?
— Это Мартышка ее называет. Я ему сказал, что это нехорошо.
— Простите. Только он попытается увести вашу даму, предположим, в розарий, стойте насмерть. В общем, я на вас полагаюсь. А где вы с ней познакомились?
Как это ни трудно представить, лицо молодого священника стало трогательно-нежным. Если бы лорд Эмсворт не захрапел именно в эти мгновения, лорд Икенхем услышал бы восторженный вздох.
— Вы помните блюз «Лаймхауз»?
— Я его пою в ванне. Но мы говорили…
— Нет, нет, я не менял тему. Просто Майра слышала его там, в Америке, и читала эти «Ночи Лаймхауза». [116] Она захотела туда сходить. Пошла, а мой Боттлтон-Ист — рядом. Я шел к одному человеку, который вывихнул ногу, когда учил хористов танцевать. Вижу, кто-то залез в ее сумочку. Дал ему как следует…
116
«Ночи
— Где его похоронили?
— Ничего, он выжил, только понял, что воровать нехорошо.
— Так, так, так… А потом?
— Ну, то и се…
— Понятно. Какая она теперь?
— Вы ее знаете?
— Когда-то прекрасно знал. Она меня звала дядя Фред. Хорошенькая была — нет слов! А сейчас? Не хуже?
— Нет.
— Хвалю. Приятные дети сплошь и рядом портятся.
— Да.
— Но не она!
— Нет.
— И вы бы отдали жизнь за розу из ее волос?
— Да.
— Мне очень нравится ваш слог, — заметил лорд Икенхем. — Наводит на мысли. Я думал, что вы должны заворожить их рассказами о Бразилии, но вижу, что это не выйдет.
— О Бразилии?
— А, да, забыл! Это я Эмсворту сказал, не вам.
— При чем тут Бразилия?
— Так, пришло в голову. На чем я остановился? Да, это не выйдет. Побеседовав с вами, я заметил, что вы — молчаливый, сильный человек, отрешенно глядящий вдаль. Так что, если вас спросят про Бразилию, хрюкайте, как наш хозяин, — и лорд Икенхем указал на лорда Эмсворта. — А жаль, — прибавил он, — я придумал такие хорошие истории!.. Им бы понравилось. Они там что угодно съедят, как Императрица.
Звук этого имени проник сквозь покровы сна, ибо лорд Эмсворт присел и заморгал.
— Вы говорили об Императрице?
— Я рассказывал Мериуэзеру, как она хороша. Да, и про медали. Рассказывал?
— Да.
— Вот, Мериуэзер подтверждает. Покажите ее, как только мы приедем.
— А? Конечно, конечно, конечно. Всенепременно.
— Нет, лучше не сразу. При всем почтении к ней, я бы сперва выпил чаю.
— Чаю? — удивился лорд Эмсворт. — А, чаю! Ну конечно!.. Я его сам не пью, а Конни пьет, на террасе. Она и вам даст.
Леди Констанс сидела за чайным столом, когда к нему подошел лорд Икенхем. Увидев его, она опустила сандвич с огурцом и постаралась гостеприимно улыбнуться. Сказать, что она была рада, мы не можем, что же до нее, она уже все сказала своему брату Кларенсу. Но, как она нередко думала, общаясь с герцогом, хозяйка — это хозяйка, и надо скрывать свои чувства.
— Как мило, что вы к нам выбрались! — проговорила она не то чтоб сквозь зубы, но и не совсем без этого. — Налить вам чаю? Вы что-то ищете?
— Да так, — отвечал лорд Икенхем, глядя туда и сюда. — Я думал, что встречу мою подружку Майру. Она не пьет с вами чай?
— Она гуляет. Вы знакомы?
— Когда-то мы были неразлучны. Я дружил с ее отцом.
Подмороженная леди Констанс явственно оттаяла. Ничто не стерло бы из ее памяти, как нарушил этот человек монастырский покой замка, внеся туда сладость и свет, ничто — кроме упоминания о Джеймсе Скунмейкере.
— Вы давно его видели? — почти сердечно спросила она.
— Увы, очень давно! Как многие американцы, он почему-то живет в Америке.