Том 6. Лорд Эмсворт и другие
Шрифт:
Майра подскочила еще раз.
— Вы с ума сошли!
— Некоторые так считают, но это неверно. Я оживлен. А что?
— Его там не было. Я бы его заметила.
— Да, упустить его трудно. Привлекает взоры. Но, честное слово…
— В регистратуре?
— Именно.
— На Вилтон-стрит?
— Повтори, пожалуйста.
— Вилтон-стрит. А что?
— Хотел проверить одну гипотезу. Взволнованный человек, слыша по проводу «Вилтон», может принять его за «Милтон». Игра слуха. Мы ждали на Милтон-стрит, и не
Глаза у Майры стали такими же, как у герцога.
— О Господи! — воскликнула она. — Слава Богу, убереглась.
Лорд Икенхем был с ней не согласен.
— Вот это ты зря, — сказал он. — Я недавно его знаю, но он мне очень нравится. Духовные нужды Боттлтон-Ист — в прекрасных руках. Ты его разлюбила?
— Нет, что вы!
— Почему же ты кричишь: «Убереглась»?
— Потому что, когда я вернулась, мне сделал предложение Арчи.
Лорд Икенхем был неприятно поражен. «Да уж, — подумал он, — эти художники…»
— Ты отказала?
— Да.
— Прекрасно. Билл огорчился бы, а я хочу, чтобы он тут отдохнул. Что? Ах, да, забыл! Конечно, он здесь. Инкогнито. Может быть, хочешь его увидеть? Я всегда вношу сладость и свет, многие жалуются.
IV
Когда лорд Икенхем посещал дом в сельской местности, чтобы за ним присмотреть, он прежде всего находил гамак, в котором можно предаться после завтрака глубоким размышлениям. Людей он любил, но поставил себе правилом покидать их на некоторое время; и всякий, кому не хватало его животворящей беседы, поневоле ждал до следующей трапезы.
Гамак он нашел на лужайке, позади замка, и на второй день отправился туда отдохнуть. Погода была хорошая. Легкий ветерок нежно дул с запада. Птицы щебетали, пчелы жужжали, какие-то насекомые спешили по своим делам. Где-то за кустами кто-то играл на губной гармонике (по всей вероятности — Ваулз, шофер). Из окна доносился приглушенный расстоянием стук, свидетельствующий о том, что Лаванда Бриггз, рабыня долга, отрабатывает недельное жалованье. Умиротворенный лорд Икенхем предался мыслям.
Темы для них были. Распространяя сладость и свет, он часто сталкивался с трудностями, но редко видел такую кучу сразу. Леди Констанс, Лаванда Бриггз, герцог, христиане… да, есть чем заняться.
Это было приятно. Билла Бейли он сбыл с рук, тот прекрасно вписался я общество. Конечно, леди Констанс встретила его холодновато, но чего от нее и ждать? Остальные приняли его, особенно лорд Эмсворт, которому он, видимо, сказал что-то очень верное об Императрице. Одобрение лорда Эмсворта мало значило в замке, но и то хлеб.
Размышляя о девятом графе, пятый граф его увидел и присел в гамаке. Удивило его не появление замковладельца — в конце концов тот имеет право расхаживать по своим угодьям, — а его влажность. Слово это
Как мы уже говорили, лорд Икенхем удивился. Конечно, друг его иногда купался в озере, но не одетым же! Изменив обычаю, он встал из гамака.
Лорд Эмсворт бежал быстро, так быстро, что скрылся в доме прежде, чем лорд Икенхем его догнал. Резонно предположив, что мокрый человек стремится в спальню, гость пошел туда — и увидел, как хозяин вытирается мохнатой простыней.
— Дорогой мой, что случилось? — спросил он. — Упали в озеро?
Лорд Эмсворт опустил простыню и потянулся за рубашкой.
— А? — откликнулся он. — О, Икенхем! Вы упали в озеро?
— Нет, я спросил, не упали ли вы?
— Я? Нет, нет.
— Вы так вспотели? Быть не может!
— Э? Нет, нет. Я почти не потею. Я не упал в озеро, я нырнул.
— Одетый?
— Да.
— А зачем?
— Я потерял очки.
— И решили, что они в озере?
Засунув в штаны свои длинные ноги, лорд Эмсворт пояснил:
— Нет, просто я без них плохо вижу. Я думал, мальчик говорит правду.
— Какой мальчик?
— Из этих, христиан. Ну, вы помните.
— Как же, помню.
— Хоть бы мне кто-нибудь заштопал носки! — отвлекся лорд Эмсворт. — Нет, какие дыры! Да, о чем мы говорили?
— О христианах.
— Конечно, конечно. Очень странная история. Пошел я к озеру, хотел попросить, чтобы они не так шумели, и вдруг один бежит и кричит: «Вилли, Вилли!»
— Почему?
— Он показывал на воду. Я решил, что его приятель тонет. И нырнул.
— Однако вы рыцарь! — воскликнул лорд Икенхем. — Человек, столько претерпевший от этих юных мерзавцев, стоял бы на берегу и кривил губы. Он хоть спасибо сказал?
— Интересно, где ботинки? А, вот они! Простите?
— Поблагодарил вас этот мальчик?
— Какой?
— Которого вы спасли.
— А, вы не поняли! Его не было. Я подплыл, и вижу — бревно. Знаете, что я думаю? Первый мальчик не ошибся. Он нарочно меня обманул. Да, не иначе, и вот почему я так думаю: когда я вышел, там были другие мальчики, и они смеялись.
Лорд Икенхем с легкостью представил себе, как будут они смеяться, рассказывая все это внукам.
— Я очень сержусь.
— Естественно.
— Может, сказать Конни?
— Я бы поступил хитрее.
— Как?
— Тут надо подумать. Я подумаю и сообщу. Перестрелять их не хотите?
— А? Нет, нет.
— Боитесь, что вас не поймут? Вполне возможно. Ничего, что-нибудь измыслим.
Герцог узнал все это от Джорджа, который, единственный на три графства, любил общаться с ним. Если бы Джорджа спросили, в чем тут дело, он бы ответил, что ему нравится, как шевелятся у герцога усы, когда он разговаривает.