Том 6. Одна любовь. Небо голубое. Соборный благовест

Сологуб Федор Кузьмич

Весёлая песня

Буржуа с румяной харей, Прочь с дороги, уходи! Я – свободный пролетарий С сердцем пламенным в груди. Я терпел нужду и голод, А тебе был всюду ход, Но теперь твой гнёт расколот, Мой черёд идти вперёд. Ты себя не беспокоил Ни заботой, ни трудом, Но подумай, кто построил Для тебя просторный дом! Из кого ты жилы тянешь? Что несёшь на биржу, а? Так со мною ли ты станешь Спорить, жирный буржуа? Свет от нас давно ты застишь, – Будет. Шкуру береги! Отворяй нам двери настежь, И беги себе, беги. Запирует на просторе Раззолоченных палат, Позабыл былое

горе, Вольный пролетариат.

«Тяжёлыми одеждами…»

Тяжёлыми одеждами Закрыв мечту мою, Хочу я жить надеждами, О счастии пою. Во дни святого счастия Возникнет над землёй Великого безвластия Согласный, вечный строй. Не будет ни царящего, Надменного меча, Ни мстящего, разящего Безжалостно бича. В пыли не зашевелится Вопрос жестокий: чьё? И в сердце не прицелится Безумное ружьё. Поверженными знаками Потешится шутя В полях, шумящих злаками, Весёлое дитя.

«У правительства – нагайки, пулемёты и штыки…»

У правительства – нагайки, пулемёты и штыки. Что же могут эти средства? Так, немножко, пустяки. А у нас иное средство, им орудуем мы ловко, Лютый враг его боится. Это средство – забастовка. Рядом с ловкой забастовкой очень весело идёт Хоть и маленький, но тоже удалой и злой бойкот.

Земле

В блаженном пламени восстанья Моей тоски не утоля, Спешу сказать мои желанья Тебе, моя земля. Производительница хлеба, Разбей оковы древних меж, И нас, детей святого неба, Простором вольности утешь. Дыханьем бури беспощадной, Пожаром ярым уничтожь Заклятья собственности жадной, Заветов хитрых злую ложь. Идущего за тяжким плугом Спаси от долга и от клятв, И озари его досугом За торжествами братских жатв. И засияют светлой волей Труда и сил твои поля Во всей безгранности раздолий Твоих, моя земля.

«День безумный, день кровавый…»

День безумный, день кровавый Отгорел и отзвучал. Не победой, только славой Он героев увенчал. Кто-то плачет, одинокий, Над кровавой грудой тел. Враг народа, враг жестокий В битве снова одолел. Издеваясь над любовью, Хищный вскормленник могил, Он святою братской кровью Щедро землю напоил. Но в ответ победным крикам Восстаёт, могуч и яр, В шуме пламенном и диком Торжествующий пожар. Грозно пламя заметалось, Выметая, словно сор, Всё, что дерзко возвышалось, Что сулило нам позор. В гневном пламени проклятья Умирает старый мир. Славьте, други, славьте, братья, Разрушенья вольный пир!

Искали дочь

Печаль в груди была остра, Безумна ночь, – И мы блуждали до утра, Искали дочь. Нам запомнилась навеки Жутких улиц тишина, Хрупкий снег, немые реки, Дым костров, штыки, луна. Чернели тени на огне Ночных костров. Звучали в мёртвой тишине Шаги врагов. Там, где били и рубили, У застав и у палат, Что-то чутко сторожили Цепи хмурые солдат. Всю ночь мерещилась нам дочь, Ещё жива, И нам нашёптывала ночь Её слова. По участкам, по больницам (Где пускали, где и нет) Мы склоняли к многим лицам Тусклых свеч неровный свет. Бросали груды страшных тел В подвал сырой. Туда пустить нас не хотел Городовой. Скорби пламенной язык ли, Деньги ль дверь открыли нам, – Рано утром мы проникли В тьму, к поверженным телам. Ступени скользкие вели

В сырую мглу, – Под грудой тел мы дочь нашли Там, на полу.

«Четыре офицера…»

Четыре офицера В редакцию пришли, Четыре револьвера С собою принесли. Они сказали грозно, Схватившись за мечи: «Пока ещё не поздно, Покайся, „Русь“, молчи. Писаньями обижен Полковник храбрых, Мин, Который столь приближен К вершинам из вершин. Коснулися вы чести Геройского полка, Так страшной бойтесь мести, Отложенной пока. Наш храбрый полк, писаки, Достоин русских войск, – В Гороховой атаке Был дух его геройск. Был сразу враг сконфужен, Чуть щёлкнули курки, И даже стал не нужен Лихой удар в штыки. Итак, не сочиняйте Про славу наших рот: Казённый „Вестник“, знайте, Достаточно наврёт. А если правды слово Прочтём о нас в „Руси“, Поступим так сурово, Что Боже упаси. Возьмём крутые меры, И сами вчетвером Не только револьверы, И пушку принесём». Умолкли все четыре. Свершивши этот акт, И, грудь расправив шире, Ушли, шагая в такт.

Спутник

По безмолвию ночному, Побеждая страх и сон, От собратьев шёл я к дому. А за мной следил шпион; И четою неразлучной Жуткий город обходя, Мы внимали песне скучной Неумолчного дождя. В темноте мой путь я путал На углах, на площадях, И лицо я шарфом кутал, И таился в воротах. Спутник чутко-терпеливый, Чуждый, близкий, странно-злой, Шёл за мною под дождливой Колыхающейся мглой. Утомясь теряться в звуке Повторяемых шагов, Наконец тюремной скуке Я предаться был готов. За углом я стал. Я слышал Каждый шорох, каждый шаг. Затаился. Выждал. Вышел. Задрожал от страха враг. «Барин, ты меня не трогай, – Он сказал, дрожа как лист, – Я иду своей дорогой. Я и сам социалист». Сердце тяжко, больно билось, А в руке дрожал кинжал. Что случилось, как свершилось, Я не помню. Враг лежал.

Весёлая народная песня

(На четыре голоса)

Что вы, старцы, захудали, Таковы невеселы, Головы повесили? «Отошшали!» Что вы, старые старухи, Таковы невеселы, Головы повесили? «С голодухи!» Что вы, парни, тихи стали, Не играете, не скачете, Всё ревёте, плачете? «Тятьку угнали!» Что вы, детки, приуныли, Не играете, не скачете, Всё ревете, плачете? «Мамку убили!»

За чай, за мыло

(Солдатская песня 1905 года)

Братцы солдатушки, Бравы ребятушки, Шибко поспешайте, Бунты утишайте. «То-то вот, что тощи, Черви лезут во щи. Наши командиры Отрастили брюхи». Братцы солдатушки, Бравы ребятушки, Злым не верьте людям, Мы вас не забудем. «Речи эти стары, Тары-растабары, – Наши командиры Знают всю словесность». Братцы солдатушки, Бравы ребятушки, По сему случаю Не хотите ль чаю? «Чаю мы желаем, Только вместе с чаем, Добрым обычаем, Дайте командиров Нам не мордобойцев». Братцы солдатушки, Бравы ребятушки, Что вас сомутило? Не хотите ль мыла? «Прежде дули в рыло, Нынче дали мыла, – Ишь, залебезило Грозное начальство Перед нашим братом».