Том 6. Проза 1916-1919, пьесы, статьи
Шрифт:
Монастырский. Ну, что ты, Михаил: теперь у тебя такие советчики — это не мы с Татьяной Тимофеевной.
Таежников. А если и они ошибутся? Вдруг скажут, что это… ну, новое, что я еще напишу, никому не годится? Тут, брат, можно и голову потерять.
Монастырский. Да зачем же они скажут? Говорили одно, а потом скажут другое? Мнительный ты человек, Миша, недоверчивый… ты вспомни только, что это за люди!
Таежников (задумчиво). Да— люди совсем необыкновенные. Это
Монастырский (восторженно).Да что ты!
Таежников. Честное слово! Я развязан, я прост, я даже шучу!.. Это я-то!.. и знаешь, довольно недурно шучу, вчера мы все так хохотали, я капитана изображал!..
Оба смеются.
Монастырский. Ну? Капитана!
Таежников. Хотят с ним познакомиться, особенно Григорий Аполлонович. Надо будет повести его…
Монастырский (в испуге).Ну что ты, как можно! Нет, не надо… пустится он еще в литературу, таких цитат наделает! И скажи, Миша: неужели тебе не страшно с ними? Я бы от страху умер, а ты еще шутишь… Какой ты!
Таежников. Да, может быть, я от страха и шучу!.. Нет, сочиняю, с ними я забываю всякий страх. Удивительное явление, но с ними как будто прибавилось у меня и таланта, и души, и ума — не узнаю себя, да и только! И в то же время… будто постарел я, Егор, будто в одну эту неделю мне прибавилось два десятка лет.
Монастырский. Пустяки! Наоборот: ты и с лица моложе стал, и в движениях у тебя появилась этакая живость… даже пополнел как будто! Ей-Богу!
Таежников. Ну уж — пополнел!.. (Задумчиво.)А верить все-таки — буду только себе. Да, себе.
Молчание. Монастырский, покуривая, наслаждается видом товарища.
Монастырский. Ты счастлив, Миша?
Таежников. Счастлив? Право, не знаю. Должно быть, счастлив, а то как же?
Монастырский. Знаешь, как мне представляется этот вечер, когда они пришли? Его тайное значение — понимаешь? Будто это — Введение во храм, праздник… понимаешь?
Таежников (задумчиво).Да, пожалуй.
Монастырский (значительно и тихо).Понимаешь: «Восстань, пророк — и виждь и внемли — исполнись волею моей — и, обходя моря и земли — глаголом жги сердца людей»! (Полным голосом.)«Глаголом жги сердца людей»! (Значительно поднимает руку с папиросой.)
Таежников встает и беспокойно ходит по комнате, хмурясь и кусая губы.
(Нерешительно.)Конечно, тут речь идет о пророке, и, может быть, это не совсем удачное сравнение, но….
Таежников (резко).Не в этом дело. Глаголом жги сердца людей — тебя это особенно. поражает, да? Нет, милый, тут дело в другом… вот: исполнись волею моей! Я, брат, человек не робкий, я даже дерзкий человек, но когда я представляю это (тихо и значительно)исполнись волею моей— мне страшно до дрожи, до холода в спине! Ты понимаешь: чьяэто воля?
Монастырский (тихо).Понимаю.
Таежников. Хочется бежать, как трусу, укрыться одеялом с головой… так это страшно и невыносимо! А вдруг не выдержу? А вдруг — предам?.. мало ли пророков изменяло своему священному долгу! А если еще хуже: погрязши в тину мелочей, предавшись суете бегущих дней, в заботах о ничтожном и земном — забуду я священные глаголы и подменю их… кимвалом бряцающим!.. Страшно, Егор. А впрочем… вздор все это, нервнические бредни. Какие там глаголы! Буду литератором, как и многие другие, вот и все. — Нам надо трогаться. Егор, нынче вечером я опять у них, какое-то собрание. Все готово?
Монастырский. Все. (Хмуро.)Скрытый ты человек, Михаил: иногда даже обидно.
Таежников. Не обижайся, я тебя люблю. Пустяки, брат. Что ж… разве взглянуть на эти стены, проститься с ними… выйди сюда, Егор.
Выходит на середину, осматривается задумчиво; Монастырский также.
Монастырский. Бедность!
Таежников. Печальное и темное жилище: воздух тяжел, как в склепе, и так мутен этот нищенский свет! А живут… (Задумывается.)
Монастырский. И ты жил.
Таежников. Да, жил.
Монастырский. А пройдет время, и все это, печальное и темное, станет в воображении, как милый призрак… Вот тут мы в стуколку играли, когда они вошли…
Таежников (усмехаясь).А вот тут, на полу, я пьяного Горожанкина полотенцем связывал, а он меня за палец укусил… Идем!
Идут в маленькую комнату. Монастырский сзади.
Монастырский. Миша!.. Нет, я о личном (смущаясь)…хочу я у тебя совета попросить. Видишь ли, в чем история: приглашают меня на зиму в провинцию, и знаешь, того… в оперу!
Таежников (радостно).Да что ты! Это история!
Монастырский. Кха… да, история. Неважная, конечно, опера, провинциальная, но после моих подвигов в саду «Кинь-грусть» это — как бы тебе сказать — карьера, да. Пустяки, в сущности: импресарио один меня увидел, когда я Ахилла выкамаривал. (Поет.)Я Ахилл-хил-хил…