Том 6. Рассказы, очерки. Железный поток
Шрифт:
Сердитый голос:
– Затворяй, слышь… Холод!
Дверь, скрежеща, задвинется, поглотив прекрасную синюю ночь, и опять неподвижно изломанные по стенам тени, храп и густой, тяжелый махорочный дым.
– Ну, какого черта мы стоим?!
Морозно проскрипят снаружи шаги – и опять молчание. Тоска.
От Бугульмы до Симбирска триста двадцать пять верст. Поезд в пути между станциями делает верст двадцать пять. Значит, сплошного пробега – тринадцать часов. Кладя на остановки даже по полчаса,
На станции стоим шесть часов.
Зачем?
А ни за чем. Так!
– Да что за дьявол! Что мы стоим?..
Молчаливому долготерпению вдруг приходит конец.
С руганью подымаются красноармейцы, со скрипом отодвигают дверь, и вываливаются в морозную ночь человек десять, пристегивая на ходу револьверы. Гурьбой идут к машинисту и приступают.
– Ты чего же, кобелевый сын, так везешь? Этак будешь везть, все стариками сделаемся, покеда доедем. Что вы, шутки, что ли, шутить с нами? Каждый за делом, каждый в командировку едет…
– Я – за снарядами.
– Я – в санитарный отдел.
– Я – в отдел снабжения.
– Ну, вот! И каждому срок дан – кому три дня, кому четыре, много-много неделя, а вы, ишаки, трое суток нас везть будете триста верст! Товарищи, кидайте его, азията, в топку! Становись сами, которые могут, на паровоз! Сами доведем поезд!
– Есть! Я ездил помощником.
– Да вы чего, товарищи, на меня-то наседаете? Мне дадут путевую – еду, а не дадут приказу, – хоть год будем стоять – не поеду. Не от меня зависит. Артельщик тут везет деньги, раздает по станциям, он и задерживает.
Бурным потоком кинулись красноармейцы разыскивать артетьщика. В вагонах со скрипом отворялись двери, и выскакивали на мороз красноармейцы. Собралась их внушительная толпа.
Разыскали артельщика. У него в хвосте поезда был прицеплен свой вагон.
Артельщик устроил ужин и чаепитие и изволил кушать с железнодорожниками.
Он нагло заявил:
– Не ваше дело вмешиваться в железнодорожные порядки.
– Ах ты, материн сын! Ребята, выворачивай его наизнанку!
Артельщик стал сдавать и сказал:
– Товарищи, я ни при чем, – разгрузка держала.
– Брешешь! Мы все время смотрели, не было разгрузки. Да ежели бы и была, двадцать минут на нее, от силы полчаса, а мы шесть стоим.
– Паровоз воду брал…
– Это на каждой станции брал воду? Обопьешься.
– Опять же дрова паровоз брал…
– Бреши – да умеючи. Это как на каждой станции по три, по шесть часов будет брать дрова, весь состав загрузишь… Да что с ним разговаривать, так и вон как! Ломается, как коза на веревке… Кидай его на рельсы! Отцепляй его вагон, без него поедем!
Толпа стиснула. Артельщик струсил.
– Товарищи, ведь я по долгу службы… По линии три месяца не получали жалованья, вот и развожу.
– А-а, собака! Забрехала… Почему срочные дела Красной Армии должны из-за вас задерживаться? Ведь вот я задержусь на два, на три лишних дня, не привезу пулеметных лент, а там тысячи наших могут погибнуть из-за этой задержки. А ты бы взял паровоз да отдельный вагон и развез, армию не подводил бы. А то ужинать сел, а мы и стоим по шесть часов.
– И какая стерва его родила?!
– Волоки его, ребята!..
Кругом озлобленные красные лица, сверкают глаза.
– Товарищи, не буду задерживать, не буду больше выдавать… Ей-богу, сейчас поедем.
Поезд тронулся и несколько станций действительно шел без задержек. В вагонах, озаренных раскрасневшимися печками, полных всюду сновавших теней, было шумно и весело.
– Ловко!
– Выздоровел!
В Мелекесе часов в десять остановились. Осталось до Симбирска восемьдесят шесть верст. Часов за пять Доедем.
– Тут пойдет хорошо, тут нормально ходит, – говорили.
Стоим час, два, три, четыре, пять… Черный неподвижный поезд снова наливается тоской. Все тянется бесконечно застывшая ночь над примолкшей станцией. В вагонах тяжело и безнадежно спят, стоят или понуро сидят вокруг печки.
К коменданту станции идет один из едущих в поезде.
– Товарищ комендант, почему нас здесь так долго держат? Ведь все сплошь едут командированные, которым дорога каждая минута.
«Товарищ» комендант грубо поворачивается спиной, он даже разговаривать не желает.
Тогда обратившийся к нему вынимает и подает мандат от Революционного военного совета армии с очень широкими полномочиями.
Комендант сразу становится бархатным.
– Видите ли, задержка из-за разгрузки.
– Таковой не было, мы видели, и во всяком случае не на шесть часов.
– Э-э-э… Видите ли, паровоз брал дрова.
– Шесть часов?
– Э-э-э… мм-м… Кроме того, паровоз воду брал.
– Шесть часов?
– Мм-м… э-э-э… мм… То есть, видите ли, водонапорная башня испортилась…
Ясно: человек изолгался. И так как лгать больше нечего, он пускает нас дальше.
Поезд, хрустя прокаленными морозом рельсами, трогается. И опять облегченно вздыхает вагон. Мреет красная от жара печь, качаются и снуют тени, поминутно меняя лица сидящих.
Ух ты! С души свалилось. Восемьдесят верст. Как-нибудь доберемся.
Четыре часа утра, а в вагоне все та же темень, наполненная махорочным дымом.
Где-то за качающимися стенками винтовочный выстрел, глухой и неблизкий.