Том 6. Ведь и наш Бог не убог, или Кое-что о казачьем Спасе. Из сказов дедуси Хмыла. Часть III. Смага
Шрифт:
Ломание было составной частью обрядовых поединков на Руси. Выходя на бой, поединщики начинали ломаться, или выкобениваться. Постепенно это ломание переходило в схватку. Очень хорошо это можно увидеть в воссозданной Г.Н. Базловым тверской бузе. Скорее всего, через подобное ломание участники стремились достигнуть того же самого, чего добивался колдун на свадьбе, – обрядового состояния, в котором бой становился священнодействием.
Есть ещё несколько слов, применимых к ломанию. В эпоху раннего христианства подобные телодвижения именовали словом «хорея». Это были плясы, выражающие религиозное ликование, которые плавно перетекали в прославление Бога. Как утверждали ранние христиане, так пляшут ангелы и архангелы.
В апокрифическом тексте «Деяний Иоанна» описано учение гностиков первых веков нашей эры, где упоминается так называемый Иисусов танец. Он представлял собой кружение с последующими ломаниями. Имеют ли общность «Иисусов танец» и казачьи ломания? Возможно. По крайней мере, наставники Спаса упоминали, что в ломании человек подражает «чинам бесплотным» и им уподобляется. И на него Бог накатывает благодатью.
А что значило в Спасе «сглаживание углов» мира? Выше уже говорилось, что мир, в который мы поселены, является очень жёстким и неподвижным. И это благо. Потому как он должен же как-то отличаться от Стихии, где нечто в следующий миг уже совсем иное. Но для того чтобы вернуться Домой, нам нужно взять способности иного рода. А для этого мы должны выйти за рамки мира. И не просто ради могутности, о которой говорит большинство, и состояния мага, о котором мечтает большинство. Мол, сломав мир, сможешь освободиться от его зависимости, а значит, сможешь быть больше мира и хозяином миру – магом.
Но для чего тебе быть магом? Чтобы тут же вернуться туда, откуда только что ушёл, и начать завоёвывать мир при помощи обретённой силы? Если ты думаешь так, то ты в смысле силы (в ловушке силы), а значит, Стихия вместе с могутностью пока не для тебя. Даже более того, она опасна! Преследовать преходящие блага – это значит обречь себя на вечную смерть. Лишь Стан ищи, где отдохнёшь ты! Кто ловится на преходящее, прибегая к магии, того удел – сумасшествие и ЯМА. Возможно, уже тут, и тем более там! Мы говорили выше уж об этом. И не раз!
В Стихию начинали выходить только тогда, когда начинали ощущать тоску по Дому! Но что там за взяток нужно взять? Пока мы не в состоянии дать на это исчерпывающий ответ. Мы можем лишь сказать, вторя словам наказителя: когда позовёт тебя тот мир, вот тогда ты сам этот мир сломаешь, ибо блазнь того мира оказывается намного сильнее, чем все прелести этого мира. Но до этого ещё нужно дорасти и по ходу высвободиться от тысяч и тысяч капканов-скапцов, в которые мы уловлены миром. Мета нашего «жёсткого» мира – наличие углов, и, стремясь их сгладить в своём сознании, мы делаем Стихию более близкой к нам. А потому «сглаживание углов» в Спасе – не «технический» приём. Этого тоже не стоит забывать.
Если же говорить о самом действии, которое было призвано «сгладить углы» мироздания, то в воззрении той традиции казачьего Спаса, с которой мы соприкоснулись, это было «падающее дерево». Выглядело оно довольно незамысловато. В исходном положении стюком, ноги в «пяте», начинали раскачиваться в разные стороны, достигая крайних положений и «касаясь» сознанием через различные участки тела горизонта либо же различных предметов, попадавших в поле зрения. Это могло быть что угодно и на любом расстоянии. Касаясь этих крайних положений бытия, их стирали, стирая тем самым границу бытия. Ибо граница эта – лишь чья-то установка, принятая нами за догму.
Ту часть тела, через которую совершали «прикосновения», вытягивали «хоботом», удлиняя её как можно дальше. «Касания» совершали спиной, грудью, плечами, локтями, ягодицами, коленками, лбом, носом, затылком. Одним словом, чем на ум придёт. Причём делали
Рисунок 308. Падающее дерево
Ведь чёткие границы мира, его жёсткость и угловатость для нас проявляются прежде всего в ограниченности тела, в «могу» – «не могу». «Размазывая» телесность, раздвигая её пределы и сглаживая углы, доставая недоставаемое, человек «размывал» незыблемость мира, раздвигал его пределы и сглаживал его углы. В самом слове «незыблемость» скрыта подсказка для нас. «Зыбь» в русском языке означает кач, волну, рябь на воде.
Другое название, которое использовал знахарь для этого упражнения, было «шаровара». В нём человек на самом деле становился чем-то похож на знаменитые штаны запорожских казаков. Наказитель также говорил, что в «шароваре» скрыт ключ к грёзам (снам наяву). Через неё наш жёсткий мир однажды может стать гибким миром осознанных сновидений. С его слов, «шаровара» есть то легендарное состояние, в котором казаки-характерники могли ловить стрелы. В «шароваре» мир бавится – становится очень медленным. А именно скорость разнит наш и «тот» свет – мир Нави (ибо в мире Прави – Божьем мире – времени нет вообще). Наш мир несравненно быстрее. Тысяча наших лет может равняться одному дню там. И если человек замедлял себя в «падающем дереве» до состояния остановки, но продолжал двигаться в этой остановке, то он входил в «шаровару», где время для него меняло свой ход. Так ли это? Нам сложно говорить об этом, опираясь на свой недостаточный опыт. Но то, что при «падающем дереве» состояние сознания меняется в сторону тишины, – это однозначно!
«Вы настолько быстры, что просто не успеваете увидеть всех хитростей (тонкостей), – говорил нам наказитель, объясняя нашу неспособность к тем тонким вещам в ходе схватки, к которым мы стремились. – Чтобы видеть их, вам в шаровару надо войти. В ней плотность мира совсем другая, и образы там весомые. Их просто нельзя не заметить. И время там иное – плотное».
Однако разговор о времени не является непосредственным предметом Смаги, хотя оно косвенно и затрагивается здесь. Тем не менее несколько слов о вязкости среды мы всё же скажем, потому как она есть черта иномирья и напрямую связана с изменёнными состояниями сознания, являясь неким следствием упражнений свода Неба.
«Есть у этого состояния любопытное свойство, – говорил нам наказитель. – Будучи вязким, для тебя оно очень лёгкое. Вязкое – это значит тут тронешь, а там отзовётся. Но при этом нет в нём плотности нашего мира». В ином ключе, а именно в созерцательном (когда присутствуешь в каждом действии), «падающее дерево» могло выступать составной частью свода Огня и быть направлено на пробуждение сознания.
Хорошим подспорьем в «сглаживании углов» мира была также парная игра в сырочку. Под «сырочкой» понимали то, что нам хорошо известно как игра в салки. Сырить – это касаться. В парной сырочке сподручники очень медленно, двигаясь словно в жидкой каше и присутствуя в движении, стремились коснуться друг друга по очереди. Задача здесь была уйти от касания за счёт «растягивания» тела (рисунок 309).