Том 7. Ахру
Шрифт:
На нашем зеленом «волжском» диване я нашел такое местечко, если лечь после обеда и угодить в эту лощинку, непременно сон увидишь.
Всякий день я нарочно ложился, а потом записывал.
Вот какая тетрадка!
Понемногу я стал постигать сонную «несообразицу» — стройную по-своему и со своей несообразной последовательностью.
Только надо было ничем не смущаться и наловчиться, как оно привиделось, так и рассказывать до «дура» и «бестолочи» — матери и отца всего сущего.
Случалось, в воскресенье у Розановых за самоваром, а то и так около Шервудского Пушкина рассказывал я эти сны, как сказку.
Навострившись на снах, я заметил, что некоторые сказки есть просто-напросто сны, в которых только не говорится, что «снилось».
Сны я рассказывал всякие.
После уж здесь, встретившись с музыкантом Б. А. Заком — он, тогда еще мальчик, бывал у Розановых по воскресеньям — узнал я, будто эти сказки мои — сны были очень страшные.
А я не помню.
И тетрадь пропала — продана с аукциона с другими нашими вещами (чемодан и корзинка) в Кёнигсберге после войны за 500 м., как вещь подозрительная по порче.
Я помню, как однажды В. В., а это было после двух фельетонов В. П. Буренина в «Н. В.» о моем «Пруде», сказал, наслушавшись этих моих снов:
— Виктор Петрович меня спрашивает: «давно ли ваш Ремизов сидит в сумасшедшем доме?» А ты такое вот напишешь. Это все твой «Табак». И никто ничего не поймет.
— А Шестову, — сказал я, — сны по душе.
— Шестов! — В. В. всегда необыкновенно почтительно отзывался, — ум беспросветный!
И по вере в легенду мою добавил по обыкновению с сокрушением:
— И до чего доводит вино!
УГОЛОК
По русскому обычаю самые настоящие разговоры начинались в прихожей.
Много было слов сказано над калошами.
— Если бы зайцы не были трусливы, они все бы погибли! — сказал В. В. Розанов уж одетый после многократного «прощайте».
— А человек?
У человека — «как полагается»:
«как полагается», «как принято» человечье — трусь зайцева.
Но этого тогда не сказано было.
А как раз это-то и имелось в виду.
* * *
Человеку «по своей воле» и это «как полагается» — вот уж подлинная чернота — чернила орешковые — самая черная.
Но как зайцу без труси, так и человеку без «так полагается» (а это ведь «закон»!) не выбороть жизни.
— В глазах черно! — В. В. приходил издерганный, захлебывающийся.
И начинались разговоры.
И из всего ясно было, что это «как полагается» давило тяжестью на плечи, а сбросить не было сил и вот —
— В глазах черно.
* * *
У В. В. был такой уголок — там в черноте своей он мог скрыться, — церковь.
Не знаю, ходят ли в церковь от восторга, чтобы сказать о своем счастье и удаче. В беде ходят — с просьбой. Еще ходят «как полагается» — «пуговицы чистить».
А то, что В. В. рассказывал, тут совсем другое: тут нет никакой молитвы, никакой просьбы, а так —
— Станешь незаметно...
Однажды я зашел в церковь до всенощной. Служили панихиду, потом молебен.
Служил батюшка, такой — Розановский, «извините, с яицами» — говорком, ничего не поймешь.
И все шло «как полагается».
Но когда после евангелия за возгласом —
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —
мирликийского чудотворца
и всех святых помилует —
батюшка поцеловал евангелие и дал приложиться — какая-то женщина и дети с ней — я почувствовал необыкновенное умиротворение в этом «мирликийского чудотворца», мир и тишину, и понял, чего такое Розанов — «станешь незаметно», когда «в глазах черно».
ПОСЛЕДНЕЕ{*}
Дорогой А. М.!
Д-р А. И. Карпинский сказал мне по телефону, что неудобно посылать самому больному Клюеву подробный диагноз его тяжелой болезни, и попросил позволения послать мне. Я вам посылаю.
Отчего с матерью Серафимой не заглянете к нам.
Теперь и монашка Вера у нас гостит.
Приходи, брате Алексей.
В. Розанов.
1917 г.
* * *
И опять на Шпалерной. Только не в том доме, где когда-то «семейно» и шумно (качалка с Бердяевым, финик Андрея Белого) праздновались именины Варвары Димитриевны.
У Розанова было что-то такое, как это назвать? Над головой — бурный ли приток мыслей, бурно движущийся? И когда он, подложив ногу под ногу и, суча свободной, говорил, это виделось — чувствовалось, точно текло что-то ото лба выше — выше над волосами, и опять и опять, и он как-то краснел весь.
А теперь этой бурности не было, устоялось, — движение равномерно, и совсем белые волосы.
И еще —
Помню, однажды в прихожей — это в Казачьем — В. В. показал мне на целый птичник мелких детских калош и подмигнул —
подмига и улыбки, от которой очки потели, тоже не было.
Как отворила Варвара Димитриевна двери, как мы вошли, как ждали В. В. — он отдыхал — было что-то торжественное —
торжественное,
прощальное,
прощенное,
последнее свидание.
А ели яичницу — поминальную.
ЛУНА СВЕТИТ