Том 7. Американский претендент.Том Сойер за границей. Простофиля Вильсон.
Шрифт:
Граф неожиданно оборвал свою речь и, словно окаменев, молча уставился в незанавешенное окно. Затем он вытянул палец и с трудом выдохнул одно-единственное, исполненное ликования слово:
— Смотри!
— В чем дело, полковник?
— Оно!
— Не может быть!
— Еще как может! Не шевелись! Я сейчас воздействую на него — пущу в ход всю свою силу. Раз я привел его сюда, то уж заставлю и в дом войти. Вот увидишь.
И он принялся проделывать в воздухе всякие пассы руками.
— Вот! Смотри. Я заставил его улыбнуться! Видишь?
И это была правда. Трейси, вышедший днем прогуляться, неожиданно увидел свои фамильные гербы, вывешенные на фронтоне жалкого домишки. Подобное зрелище не могло не вызвать у него улыбку, но если бы только у него, — оно вызывало улыбку у всех окрестных кошек.
— Смотри, Хокинс, смотри! Я его притягиваю!
— И в самом деле притягиваете, Россмор. Если я когда-либо сомневался в материализации, теперь от моих сомнений ничего не осталось, они исчезли раз и навсегда. О, какой сегодня радостный день!
Тем временем Трейси неторопливо направился через улицу, чтобы прочесть, что написано на дощечке У дверей. Не дойдя еще и до середины, он сказал себе: «Да ведь это резиденция нашего американского претендента!»
— Оно идет, идет сюда! Я сейчас сбегу вниз и втащу его. А ты следуй за мной.
Селлерс, бледный и донельзя взволнованный, открыл входную дверь и увидел прямо перед собой Трейси. Старик не сразу обрел дар речи; когда же он его обрел, то, заикаясь, пробормотал какое-то весьма малопонятное приветствие и предложил:
— Входите, входите, пожалуйста, мистер… м-м…
— Трейси, Ховард Трейси.
— Трейси… благодарю вас… Входите, пожалуйста, мы вас ждем.
Немало озадаченный этим приглашением, Трейси вошел.
— Ждете? — спросил он. — Очевидно, тут какое-то недоразумение.
— Полагаю, что нет, — сказал Селлерс, который, заметив подошедшего Хокинса, бросил на него украдкой взгляд, как бы предлагая ему обратить внимание на то, какое впечатление он сейчас произведет. Затем он медленно и внушительно произнес: — Я — «ВЫ ЗНАЕТЕ — КТО».
К удивлению обоих заговорщиков, эта фраза не произвела никакого впечатления, ибо пришелец, нимало не смущаясь, с самым невинным видом сказал:
— Извините, не знаю. Я понятия не имею, кто вы. Я только могу предполагать, и тут я, несомненно, не ошибаюсь, — что вы тот самый джентльмен, чье имя и звание значатся на табличке у двери.
— Правильно, совершенно правильно. Садитесь, прошу вас, садитесь. — Граф был смущен, совершенно сбит с толку, в голове у него был сплошной сумбур. Тут он взглянул на Хокинса, который стоял несколько поодаль и тупо смотрел на молодого человека, который, по его мнению, был не кем иным, как ожившим покойником. И у графа родилась новая мысль.
— Тысяча извинений, дорогой сэр, — быстро проговорил он, обращаясь к Трейси, — я совсем забыл о долге вежливости по отношению к гостю, да еще приезжему. Разрешите представить вам моего друга, генерала Хокинса… генерал Хокинс — наш новый сенатор… сенатор от Становища Чероки, величественнейшей территории, которая совсем недавно присоединилась к блестящему созвездию наших суверенных штатов. — А сам подумал; «От этого названия ему сразу кисло станет!» Но поскольку ничего подобного не произошло, весьма огорченный и немало удивленный полковник продолжал церемонию представления: — Сенатор Хокинс — мистер Ховард Трейси из… м-м…
— Из Англии.
— Из Англии?! Но это же нев…
— Ну да, из Англии, я уроженец Англии.
— И вы давно оттуда?
— Нет, совсем недавно.
«Этот призрак врет, как заправский лгун, — подумал полковник. — Такого и огнем не проймешь. Попробую еще немножко его прощупать — пусть покажет, на что он способен». И с величайшей иронией заметил, уже вслух:
— Должно быть, приехали в нашу великую страну отдохнуть и повеселиться? Очевидно, путешествие по величественным просторам нашего Дальнего Запада…
— Я не был на Западе и, уверяю вас, отнюдь не развлекался. Для того чтобы жить, художник должен работать, а не в бирюльки играть.
«Художник! — воскликнул про себя Хокинс, думая об ограблении банка со взломом. — Пожалуй, это правильное определение».
— Так вы художник? — переспросил полковник. И добавил про себя: «Сейчас я его поймаю».
— Весьма скромный.
— В каком жанре работаете? — продолжал хитрый ветеран.
— Станковая живопись.
«Ну, теперь он у меня в руках», — сказал себе Селлерс. А вслух воскликнул:
— Какая удача! Не согласитесь ли вы подреставрировать кое-какие из моих картин?
— С радостью. Разрешите мне взглянуть на них.
Ни малейшего смущения, или замешательства, или попытки увильнуть даже в эту критическую минуту!
Полковник был озадачен. Он подвел Трейси к олеографии, немало пострадавшей в руках предыдущего владельца, который использовал ее вместо абажура, и сказал, широким жестом указывая на картину:
— Это творение дель Сарто …
— Разве это дель Сарто?
Полковник укоризненно поглядел на Трейси, дал ему время осознать свою бестактность и продолжал с таким видом, будто никто и не прерывал его:
— Это полотно дель Сарто — пожалуй, единственный оригинал великого мастера, имеющийся в нашей стране. Как вы сами можете судить, работа столь тонкая, что было бы рискованно… не могли бы вы… м-м… не согласились ли бы вы показать мне, что вы умеете, прежде чем мы…
— С радостью, с радостью. Я сниму копию с одного из этих потрясающих полотен.