Том 7. Эстетика, литературная критика
Шрифт:
(7) Вместо этого примечания в первых двух изданиях было:
«Само собой разумеется, что умеренный труд может, не теряя своего характера практически полезной работы, вместе с тем быть „игрою“ организма, полной наслаждения. Такое соединение труда и игры является наиболее желательной формой жизнедеятельности».
(8) Типично авенариусовский тезис:
«…мы ставим целесообразности требования двоякого рода. Мало того, что целесообразно функционирующая организация должна вообще решать возложенную на нее задачу, но это решение должно быть достигнуто с сравнительно наименьшей, возможной при данных условиях мерой силы или с сравнительно наименьшими
По поводу таких положений махизма В. И. Ленин писал:
«Этот чистейший вздор есть попытка под новым соусом протащить субъективный идеализм»
(9) Отражение широко развитого во второй половине XIX века механистического отношения к человеческому организму («человек — живая фабрика»), основоположником которого являлся Г. Спенсер, утверждавший в своих «Основаниях биологии» (1864), что все явления жизни можно свести к физико-химическим процессам. Правда, к концу 90-х годов Спенсер отошел от этой точки зрения.
(10) В предисловии к сборнику «Этюды критические и полемические» (1905) Луначарский писал:
«Стараясь разрешить в терминах биологических вопрос о красоте, я пришел к уверенности, что биологические явления, лежащие в основе эстетической эмоции, лежат также в основе решительно всех оценок; все человеческие оценки предстали предо мною как развития и вариации одной основной оценки, корнем которой является — жажда жизни»
(11) В первых двух изданиях к этим словам имелось примечание:
«Избегая вообще указывать наши источники, ввиду кропотливости такой работы, мы не можем не указать, что излагаемые нами принципы биомеханики установлены одним из величайших умов XIX века — Рих. Авенариусом».
(12) В первых двух изданиях к этим словам имелась ссылка: «См. книгу А. Богданова „Познание с исторической точки зрения“».
(13) Луначарский разделяет здесь марксистский взгляд на значение рабства для развития науки и искусства:
«Без рабства не было бы греческого государства, греческого искусства и греческой науки… Создание искусства и науки… было возможно лишь при помощи усиленного разделения труда, имевшего своей основой крупное разделение труда между массой, занятой простым физическим трудом, и немногими привилегированными, которые руководят работами, занимаются торговлей, государственными делами, а позднее также искусством и наукой»
«…раз деление трудаделает возможным — более того: действительным, — что духовная и материальная деятельность, наслаждение и труд… выпадают на долю различных индивидов»
(14) Ноумены— в философии Канта непознаваемая «вещь в себе»; феномены— вещи, явления, существующие только в сознании и не отражающие объективной действительности.
(15) Ахав— царь израильский, ввел в своем
(16) Ставшее крылатым выражение из комедии римского писателя Плавта «Ослы».
(17) Утверждая универсальность законов эстетики для смежных областей знания, в том числе — этики и гносеологии, понимая последнюю лишь как часть эстетики и, следовательно, подчиняя теорию познания эстетике, Луначарский здесь следует за Авенариусом, так как все сводит к выдуманному им закону «экономии мышления», который, как писал В. И. Ленин, «если его действительно положить „в основутеории познания“, не может вести ни к чемуиному, кроме субъективного идеализма» (В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 18, стр. 176).
(18) Еще Чернышевский отмечал, что английский сенсуалист XVIII века Бёрк слишком грубо понимал прекрасное как качества самих тел, производящих на нас впечатления:
«Дальше говорит он (Бёрк), что прекрасные предметы должны быть невелики объемом, иметь гладкую поверхность, быть нежны, мягки… находит красоту даже для чувства осязания, которому… нужна мягкость и теплота». В результате, говорит Чернышевский, Бёрк так и не доходит «до понятия прекрасного в его целости… потерявшись в случайных и внешних сторонах его проявления»
(19) Ср. у Г. Спенсера:
«Мы почти вовсе не приписываем эстетического характера ощущениям вкуса. Есть очень много вкусов, которыми мы наслаждаемся в очень значительной степени, но эти вкусы не внушают нам ни в самомалейшей степени идеи о прекрасном (beauty); даже когда дело идет о различных сладостях, то хотя мы можем находить их очаровательными, но мы не можем находить их прекрасными в истинном смысле этого слова. Этот факт параллелен тому факту, что вкусовые наслаждения очень редко бывают отделимыми от отправлений, служащих для поддержания жизни»
(20) Ср. у Г. Спенсера:
«…наслаждение, находимое нами в плавных очертаниях, предпочтительно перед угловатыми, обязано отчасти своим происхождением той более гармонической и непринужденной деятельности глазных мускулов, которая предполагается восприятием таких очертаний: здесь нет никакого неприятного разлада от внезапной остановки движения и от перемены направления, как в том случае, когда мы следуем глазами вдоль по ломаной линии или зигзагу»
(21) Поскольку смыслом искусства Луначарский считает способность его возбудить в человеке «планомерную, сложную жизнеразность», дать массу переживаний в организованной форме, постольку он уделяет такое большое внимание ритму, способствующему установлению равновесия в нашем «я». Ритмичность действительно свойственна многочисленным явлениям в природе, многим процессам труда человека, но еще Плеханов писал о несостоятельности чисто биологического толкования чувства ритмичности:
«Природа человека… дала ему способность замечать музыкальность ритма и наслаждаться ею, а техника его производства определила дальнейшую судьбу этой способности»