Том 7. Художественная проза 1840-1855
Шрифт:
— А вы не ждали, чтоб я к вам вошел? — продолжал он. — И если б я вошел так, без всякой причины, небось рассердились бы?
Молчание.
— Вы довольны, что я зашел? или вам всё равно?
— Всё равно, — отвечала немка.
При таком неожиданном ответе герой наш решительно подумал, что немка глупа.
— Нет! как всё равно? — поправилась она с испугом, медленно одумываясь и видимо недовольная своей оплошностью. — Мне очень приятно!
— А! — значительно произнес
— Муж бранит, что нынче совсем мало работы, — дополнила немка, — вы, верно, пришли…
— Муж? так у вас есть муж?
— Да, муж!
— А где он?
— Там, — отвечала немка, указывая пальцем в пол.
— Внизу?
— Да.
— А что он делает внизу?
— Красит.
— Так у вас там красильня?
— Мастерская, — отвечала красильщица,
— А там что? — спросил Хлыщов, указывая на дверь в соседнюю комнату.
— Там… столовая.
— А там, дальше столовой?
— Спальня, — отвечала немка.
— Н-да. Ну а там, после спальни?
— Там кухня.
— А после кухни?
— Там ничего… там лестница вниз…
— В красильню? — подхватил Хлыщов.
Ему нравились простодушные ответы и особенно замешательство красильщицы, при котором она раскрывала рот шире обыкновенного и устремляла к потолку синие большие глаза, чрезвычайно схожие с глазами самого Хлыщова, напоминавшими, как уже сказано выше, глаза большой рыбы, вытащенной на берег.
— Так у вас мало работы? — спросил он.
— Теперь мало.
— И мул? сердится?
— Очень.
— Вот я вам принес работы и принесу еще…
— Вам выкрасить или перекрасить? — с живостью перебила хозяйка.
— Перекрасить… Не то чтобы перекрасить, — поправился Хлыщов, — я перекрашенных вещей до ношу, к счастию, не имею в том нужды, а если что вымарается, отдаю человеку… А тут особенное обстоятельство: вымарался в дороге мой любимый фуляр… мне его подарили — дорога память…
Довольный последней фразой, слетевшей с языка совершенно экспромтом, по как нельзя более кстати, Хлыщов достал фуляр и показал его хозяйке.
— Можно, — сказала она. — В какую краску?
— В какую хотите.
Я предоставляю вашему вкусу и вполне уверен…
Он грациозно принагнул голову.
— Нет, уж лучше вы сами назначьте, — сказала хозяйка, — а то после…
— Ха-ха-ха! Что вы думаете?.. Разве вам случалось?.. Нет, я вам скажу… я…
— Нет, нет, нет! — возразила немка, неожиданно оживляясь. — Вот подавно тоже господин, как и вы, богатый, принес перекрасить… одну вещь… одну (она, очевидно, затруднялась в выражении)… принес и оставил перекрасить в дикую краску. Перекрасили, а он посмотрел и рассердился. Я, говорит,
— Удивляюсь, — воскликнул Хлыщов с неподдельным негодованием, — удивляюсь, как находятся такие люди! Кажется, один пол должен бы обезоружить… Будьте спокойны, сударыня, если уж вы сами не хотите назначить, так пожалуй… Да вот чего лучше? О какой там краске у вас расписано? — заключил он, увидав пачку объявлений у конторки.
Хозяйка подала ему объявление. Хлыщов прочел:
БРАТЬЕВ ДИРЛИНГ и К о
НОВОИЗОБРЕТЕННАЯ ПРИВИЛЕГИРОВАННАЯ КРАСКА,
НЕ ЛИНЯЮЩАЯ НИ ОТ ВОДЫ, НИ ОТ СОЛНЦА
И НАВСЕГДА
СОХРАНЯЮЩАЯ СВОЙ
ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ГУСТО-ЗЕЛЕНЫЙ ЦВЕТ
С БРОНЗОВЫМ ОТЛИВОМ
— Уж будто никогда не линяет? — спросил он шутливо.
— Никогда.
— Знаю я, знаю ваши объявления! Написать всё можно — бумага терпит. А посмотришь: через недолго удивительная зеленая краска порыжеет, как вохра… Ха-ха-ха!
— Ни-ни-ни… никогда! — воскликнула немка, начиная сердиться. — Ее теперь все хвалят; каждый день котел выходит. Попробуйте, так увидите!
— Верю, верю, сударыня, — вежливо отвечал Хлыщов, — и, чтоб доказать вам, прошу выкрасить мой фуляр в вашу зеленую краску… оно хоть и не совсем идет к фуляру, но вы хвалите, и я…
Он опять грациозно принагнул голову.
Немка приняла фуляр и выдала ему нумер. Принимая его, Хлыщов осторожно пожал маленький пальчик красильщицы. Она быстро отдернула руку.
— А когда будет готов? — спросил он.
— В пятницу.
— А нельзя ли завтра?
— Нет… очень скоро.
— Хоть к вечеру?
— Погодите… я спрошу мужа.
И она хотела идти. Хлыщов остановил ее.
— Нет, зачем же? — сказал он. — Я лучше завтра наведаюсь, мне по дороге; если готов будет, так хорошо, а нет, так всё равно… Зайти?
— Пожалуйста, — отвечала она.
— Теперь прощайте. Не смет дольше утруждать вас моим, может быть, неприятным присутствием; будьте уверены, что, как бы вы ни распорядились с моим фуляром, хоть бы совсем испортили его… я… вежливость к прекрасному полу, по-моему, первый долг… Надеюсь, что вы будете смотреть на меня не как на докучного посетителя но делу, а как на доброго знакомого… так? — прибавил он тихо, устремляя на нее нежный взгляд, — так?
— Так, — отвечала она неопределенно.