Том 7. Художественная проза 1840-1855
Шрифт:
— Вот его убийца! — радостно закричал он, рассмотрев перстень и торжественно показывая его товарищам. — Смотрите, смотрите, друзья мои! Чей это герб? Чье имя вырезано на перстне?..
— Дон Сорильо, внук старого Варрадоса! — воскликнули в один голос изумленные рыбаки.
— Он, он, друзья мои! Бог попутал его. В одну могилу с телом жертвы своей он закопал и свидетеля своего преступления, свидетеля, который разрушит все его старания скрыться! Теперь мы знаем убийцу Фиорелло… Пойдемте, пойдемте, друзья мои! Ни минуты лишней не должен жить тот, кто безвинно принес в жертву своей прихоти
— Видели, поклянемся!
— Идем нее, идем, друзья мои! Смерть Варрадосу!
— Смерть ему, смерть!
Дон Сорильо очень жарко рассуждал с доньею Инезильею о назидательных поучениях отца Пио де Элизальда. Вдруг в комнату вбежала Ханэта. Лицо ее было бледно; взгляд выражал безумное отчаяние, волосы были распущены, слезы крупными каплями висели на ее ресницах.
— Он умер, он умер! — болезненно простонала девушка. — Его убили!
— Кто умер?
— Кого убили?
— Фиорелло, Фиорелло! Его нет уже здесь, он там, он на небе, он ждет, он зовет меня. Кто убил его? О, если б он убил также и меня! Дорого бы заплатила я ему; я отдала бы ему то, что нужно было для нашего счастья на земле. Теперь на что нам золото, возьмите, возьмите его!.. — Ханэта рассыпала по полу кошелек с золотом, который прежде хранила на груди своей залогом счастья. Донья Инезилья была сильно поражена глубокой горестью своей камеристки.
— Но точно ли ты уверена, что он умер? — спросила она с участием.
— О, вы хотите утешать меня! Нет, я сама видела его труп…
— Ты видела его труп? — невольно вскрикнул Сорильо. — Когда ты его видела?
— Сегодня, сейчас я видела труп его… Он обезображен, он покрыт кровью… Но я узнала его… О, я узнаю его из тысячи… Нет другого Фиорелло, нет его во всем свете! Около него толпятся товарищи, они сожалеют, они плачут… Но что их слезы, что их сожаления… О, если б вы могли заглянуть в мою душу!
Сорильо между тем беспрестанно переменялся в лице. Судорожный трепет пробегал по его членам. Он скорыми шагами вышел из комнаты.
— Простите, простите, добрая моя госпожа!
— Куда же ты, Ханэта, куда?
— К нему, к нему! — безумно закричала камеристка и выбежала вслед за доном Сорильо…
— Знают ли они, кто его убийца? — спросил он, останавливая ее.
Ханэта улыбнулась, потом захохотала неистово и отвечала, пристально смотря в лицо гранда:
— Знают!
Он чуть не упал. Она вырвала свою руку и убежала, напевая что-то диким, нечеловеческим голосом… «Она сумасшедшая», — подумал молодой гранд и вздохнул свободнее.
— Отчего ты так мрачен, так печален, Сорильо? — говорил старый гранд своему внуку. — Лицо твое бледно, глаза мутны. Что мучит тебя, что ты скрываешь от
— Я… дедушка… я ничего не скрываю от вас…
Вошел старый Лопес. Никогда физиономия его не была так расстроена, никогда, может быть, она не выражала столько чувств, как теперь; зубы старика стучали, и седые усы его тряслись, как листья на осине…
— Vuestra grandezza, дон Диего желает вас видеть, — произнес он отрывисто. — Я не знаю зачем, клянусь, я не знаю…
— Какое дело может иметь до меня алкад? — сказал изумленный гранд. — Разве поручение от короля? Может быть, известие о…
Он взглянул на внука. Лицо молодого гранда было страшно искривлено испугом…
— А!.. Что с тобою, Сорильо? отчего ты дрожишь…
— Тише, тише, дедушка! — сказал молодой гранд, схватывая его за руку. — Ради бога, тише!
— Зачем тише, Сорильо, зачем? — вскричал старый гранд грозно. — Разве я говорю что-нибудь противное чести? Разве…
— Тише… Прощайте, дедушка! Не проклинайте, о, не проклинайте меня!
Сорильо быстро пошел к двери…
— Именем короля, остановитесь! — воскликнул дон Диего, входя в комнату. Все вздрогнули.
— Простите, vuestra grandezza, — продолжал алкад, — что, чувствуя всю ничтожность мою перед вами, должен обеспокоить вас. Не ужасайтесь, не приходите в отчаяние, может быть, одно недоразумение, мы отыщем, мы оправдаем. Но законы, формы делопроизводства… Нельзя, извините, никак нельзя…
— Говорите, говорите! — перебил старый гранд. — В чем дело, что значит ваша вступительная речь…
— Не отчаивайтесь, говорю вам; может быть, только недоразумение, ошибка. Но… есть некоторый повод думать, есть причины подозревать вашего внука… Мне велено его задержать…
— Вот он! — твердо сказал старый гранд, указывая на внука…
— Впрочем, мне поручено также, — продолжал алкад, — оставить его у вас, если вы дадите слово гранда, что не выпустите его из своего дома и представите к суду по первому требованию… Благоволите дать ответ, vuestra grandezza!
— Исполняйте, что повелевает закон!
— Дедушка, — перебил Сорильо, — ради бога позвольте мне остаться. На одну минуту, позвольте мне сказать несколько слов в оправдание.
— Перед судом, Сорильо, перед судом! Если ты невинен, ты скоро возвратишься ко мне; если виновен, я не хочу тебя видеть!
VII
Заключение
Сорильо был позван к суду. Его смущение, его нечаянный трепет при виде перстня, который он потерял, зарывая труп рыбака, и, наконец, сбивчивость и неясность речей его — всё это скоро обличило в нем убийцу рыбака и обольстителя сестры его. Сорильо наконец сам признался во всем, надеясь объяснением событий, предшествовавших преступлению, смягчить своих судей. Но они были неумолимы. Сорильо был приговорен к смертной казни. Один король мог смягчить строгость закона; дело было представлено на его рассмотрение. Между тем весть о преступлении внука долетела до ушей старого гранда; он заболел. Отчаяние его не имело границ; все надежды его разрушены, честь Варрадосов помрачена, и нет наследника его имени, нет того, кто б продолжил древнейшую в миро фамилию.