Том 7. Изборник. Рукописные книги

Сологуб Федор Кузьмич

«Надо мною, как облако…»

Надо мною, как облако Над вершиной горы, Ты пройдёшь, словно облако Над вершиной горы, В многоцветном сиянии, В обаяньи святом, Ты промчишься в сиянии, В обаяньи святом. Стану долго, безрадостный, За тобою глядеть, – Утомлённый, безрадостный, За тобою глядеть, Тосковать и печалиться, Безнадёжно грустить, О далёком печалиться, О бесследном грустить.

«Вот минута прощальная…»

Вот минута прощальная До

последнего дня… Для того ли, печальная, Ты любила меня? Для того ли украдкою, При холодной луне, Ты походкою шаткою Приходила ко мне? Для того ли скиталася Ты повсюду за мной, И ночей дожидалася С их немой тишиной? И опять, светлоокая, Ты бледна и грустна, Как луна одинокая, Как больная луна.

«Есть тропа неизбежная…»

Есть тропа неизбежная На крутом берегу, – Там волшебница нежная Запыхалась в бегу, Улыбается сладкая, И бежит далеко. Юность сладкая, краткая, Только с нею легко. Пробежит, – зарумянится, Улыбаясь, лицо, И кому-то достанется Золотое кольцо… Рокового, заклятого Не хотеть бы кольца, Отойти б от крылатого, Огневого гонца.

«Ночь настанет, и опять…»

Ночь настанет, и опять Ты придёшь ко мне тайком, Чтоб со мною помечтать О нездешнем, о святом. И опять я буду знать, Что со мной ты, потому, Что ты станешь колыхать Предо мною свет и тьму. Буду спать или не спать, Буду помнить или нет, – Станет радостно сиять Для меня нездешний свет.

«Любит ночь моя туманы…»

Любит ночь моя туманы, Любит бледный свет луны, И гаданья, и обманы, И таинственные сны. Любит девушек весёлых Вдруг влюбить в свою луну, И русалок любит голых, Поднимающих волну. И меня немножко любит, – Зазовёт меня к луне, Зацелует, и погубит, И забудет обо мне.

«Мечта далёких вдохновений…»

Мечта далёких вдохновений, Любовь к иному бытию, Стреми вдали от воплощений Твою эфирную ладью. С моим болезненным томленьем Святой тоски не сочетай, Обрадуй призрачным явленьем И, невозвратная, растай.

«Где безбрежный океан…»

Где безбрежный океан, Где одни лишь плещут волны, Где не ходят чёлны, – Там есть фея Кисиман. На волнах она лежит, Нежась и качаясь, Плещет, блещет, говорит, – С нею фея Атимаис. Атимаис, Кисиман – Две лазоревые феи. Их ласкает океан. Эти феи – ворожеи. К берегам несёт волну, Колыхаясь, забавляясь, Ворожащая луну Злая фея Атимаис. Пенит гневный океан, Кораблям ломая донья, Злая фея Кисиман, Ворожащая спросонья. Злые феи – две сестры – Притворяться не умеют. Бойся в море злой поры, Если обе чары деют.

«Не трогай в темноте…»

Не трогай в темноте Того, что незнакомо,– Быть может, это – те, Кому привольно дома. Кто с ними был хоть раз, Тот их не станет трогать. Сверкнёт зелёный глаз, Царапнет быстрый ноготь,– Прокинется котом Испуганная нежить. А что она потом Затеет? Мучить? нежить? Куда ты ни пойдёшь, Возникнут пусторосли. Измаешься, заснёшь. Но что же будет после? Прозрачною щекой Прильнёт к тебе сожитель. Он серою тоской Твою затмит обитель. И будет жуткий страх,– Так близко, так знакомо, Стоять во всех углах Тоскующего дома.

«Злая ведьма чашу яда…»

Злая ведьма чашу яда Подаёт, – и шепчет мне: «Есть великая отрада В затаённом там огне. Если ты боишься боли, Чашу дивную разлей, – Не боишься? так по воле Пей её или не пей. Будут боли, вопли, корчи, Но не бойся, не умрёшь, Не оставит даже порчи Изнурительная дрожь. Встанешь с пола худ и зелен Под конец другого дня. В путь пойдёшь, который велен Духом скрытого огня. Кое-что умрёт, конечно, У тебя внутри, – так что ж? Что имеешь, ты навечно Всё равно не сбережёшь. Но зато смертельным ядом Весь пропитан, будешь ты Поражать змеиным взглядом Неразумные цветы. Будешь мёртвыми устами Ты метать потоки стрел, И широкими путями Умертвлять ничтожность дел». Так, смеясь над чашей яда, Злая ведьма шепчет мне, Что бессмертная отрада Есть в отравленном огне

«В тихий вечер, на распутьи двух дорог…»

В тихий вечер, на распутьи двух дорог Я колдунью молодую подстерёг, И во имя всех проклятых вражьих сил У колдуньи талисмана я просил. Предо мной она стояла, чуть жива, И шептала чародейные слова, И искала талисмана в тихой мгле, И нашла багряный камень на земле, И сказала: «Этот камень ты возьмёшь,– С ним не бойся, – не захочешь, не умрёшь. Этот камень всё на шее ты носи, И другого талисмана не проси. Не для счастья, иль удачи, иль венца, – Только жить, всё жить ты будешь без конца. Станет скучно, – ты верёвку оборвёшь, Бросишь камень, станешь волен, и умрёшь».

«Я подарю тебе рубин…»

Я подарю тебе рубин, – В нём кровь горит в моём огне. Когда останешься один, Рубин напомнит обо мне. В нём кристаллический огонь И металлическая кровь, – Он тихо ляжет на ладонь И обо мне напомнит вновь. Весь окровавленный кристалл Горит неведомым огнём. Я сам его зачаровал Безмолвным, неподвижным сном. Не говорит он о любви, И не любовь в его огне, – В его пылающей крови Ты вспомнишь, вспомнишь обо Мне.

«Белый ангел надо мною…»

Белый ангел надо мною, И бескровные уста Безмятежной тишиною Исповедуют Христа. Ангел жжёт полночный ладан Я – кадило перед ним. И в цепях моих разгадан Дым кадильный, тихий дым, – Возношенье, воздыханье У спасающих икон, Свеч отрадное мечтанье, Утешительный канон.