Том 7. Изборник. Рукописные книги

Сологуб Федор Кузьмич

«Широкие улицы прямы…»

Широкие улицы прямы, И пыльно, и мглисто в дали, Чуть видны далёкие храмы, – О, муза, ликуй и хвали! Для камней, заборов и пыли Напевы звенящие куй, Забудь про печальные были, – О, муза, хвали и ликуй! Пройдут ли, внезапны и горды, Дерзнувшие спорить с судьбой, – Встречай опьяневшие орды Напевом, зовущим на бой.

«Люби меня ясно, как любит заря…»

Люби меня ясно, как

любит заря, Жемчуг рассыпая и смехом горя. Обрадуй надеждой и лёгкой мечтой И тихо погасни за мглистой чертой. Люби меня тихо, как любит луна, Сияя бесстрастно, ясна, холодна. Волшебством и тайной мой мир освети, – Помедлим с тобою на тёмном пути. Люби меня просто, как любит ручей, Звеня и целуя, и мой, и ничей. Прильни и отдайся, и дальше беги. Разлюбишь, забудешь, – не бойся, не лги.

«Безгрешный сон…»

Безгрешный сон, Святая ночь молчанья и печали! Вы, сестры ясные, взошли на небосклон, И о далёком возвещали. Отрадный свет, И на земле начертанные знаки! Вам, сёстры ясные, земля моя в ответ Взрастила грезящие маки. В блестящем дне Отрада есть, – надежда вдохновенья. О, сёстры ясные, одна из вас ко мне Сошла в тумане сновиденья!

«Ты незаметно проходила…»

Ты незаметно проходила, Ты не сияла и не жгла, Как незажжённое кадило, Благоухать ты не могла. Твои глаза не выражали Ни вдохновенья, ни печали, Молчали бледные уста, И от людей ты хоронилась, И от речей людских таилась Твоя безгрешная мечта. Конец пришел земным скитаньям, На смертный путь вступила ты. И засияла предвещаньем Иной, нездешней красоты. Глаза восторгом загорелись, Уста безмолвные зарделись, Как ясный светоч, ты зажглась, И, как восходит ладан синий, Твоя молитва над пустыней, Благоухая, вознеслась.

«Дышу дыханьем ранних рос…»

Дышу дыханьем ранних рос, Зарёю ландышей невинных: Вдыхаю влажный запах длинных Русалочьих волос, – Отчётливо и тонко Я вижу каждый волосок; Я слышу звонкий голосок Погибшего ребёнка. Она стонала над водой, Когда её любовник бросил. Её любовник молодой На шею камень ей повесил. Заслышав шорох в камышах Его ладьи и скрип от весел, Она низверглась вся в слезах, А он еще был буйно весел. И вот она передо мной, Всё та же, но совсем другая. Над озарённой глубиной Качается нагая. Рукою ветку захватив, Водою заревою плещет. Забыла тёмные пути В сияньи утреннем, и блещет. И я дышу дыханьем рос, Благоуханием невинным, И влажным запахом пустынным Русалкиных волос.

«Не понимаю, отчего…»

Не понимаю, отчего В природе мертвенной и скудной Встаёт какой-то властью чудной Единой жизни торжество. Я вижу вечную природу Под неизбежной властью сил, – Но кто же в бытие вложил И вдохновенье, и свободу? И в этот краткий срок земной, Из вещества сложась земного, Как мог обресть я мысль и слово, И мир создать себе живой? Окрест меня всё жизнью дышит, В моей реке шумит волна, И для меня в полях весна Благоухания колышет. Но не понять мне, отчего В природе мёртвенной и скудной Воссоздаётся властью чудной Духовной жизни торжество.

«Все были сказаны давно…»

Все были сказаны давно Заветы сладостной свободы, – И прежде претворялись воды В животворящее вино. Припомни брак еврейский в Кане, И чудо первое Христа, – И омочи свои уста Водою, налитой в стакане. И если верный ученик В тебе воскреснет, – ток прозрачный Рассеет сон неволи мрачной, Ты станешь светел и велик. Что было светлою водою, То сердцем в кровь претворено. Какое крепкое вино! Какою бьёт оно струёю!

«Из мира чахлой нищеты…»

Из мира чахлой нищеты, Где жёны плакали и дети лепетали, Я улетал в заоблачные дали В объятьях радостной мечты, И с дивной высоты надменного полёта Преображал я мир земной, И он сверкал передо мной, Как тёмной ткани позолота. Потом, разбуженный от грёз Прикосновеньем грубой жизни, Моей мучительной отчизне Я неразгаданное нёс.

«Всё было беспокойно и стройно, как всегда…»

Всё было беспокойно и стройно, как всегда, И чванилися горы, и плакала вода, И булькал смех девичий в воздушный океан, И басом объяснялся с мамашей грубиян, Пищали сто песчинок под дамским башмаком, И тысячи пылинок врывались в каждый дом. Трава шептала сонно зелёные слова. Лягушка уверяла, что надо квакать ква. Кукушка повторяла, что где-то есть ку-ку, И этим нагоняла на барышень тоску, И, пачкающий лапки играющих детей, Побрызгал дождь на шапки гуляющих людей, И красили уж небо в берлинскую лазурь, Чтоб дети не боялись ни дождика, ни бурь, И я, как прежде, думал, что я – большой поэт, Что миру будет явлен мой незакатный свет.

«Жизнь проходит в лёгких грёзах…»

Жизнь проходит в лёгких грёзах, Вся природа – тихий бред, – И не слышно об угрозах, И не видно в мире бед. Успокоенное море Тихо плещет о песок. Позабылось в мире горе, Страсть погибла, и порок. Век людской и тих, и долог В безмятежной тишине, Но – зачем откинут полог, Если въявь, как и во сне?