Том 7. Моникины
Шрифт:
Затем начался серьезный спор между двумя генеральными прокурорами, а поскольку разногласие сводилось к вопросу о рангах, оно вызвало у слушателей живой, можно сказать — всепоглощающий интерес. Однако после ожесточенных дебатов решение было вынесено в пользу короля. Двенадцать судей единогласно признали, что достоинство короля имеет преимущество перед достоинством королевы. К моему великому удивлению, мой брат Прямодушный пожелал высказаться по этому сложнейшему вопросу и произнес, по общему мнению, чрезвычайно умную речь в пользу достоинства короля. Его доказательства главным образом строились на том, что, согласно приговору, пепел от хвоста
Мнение суда было оглашено Многодумом, главным судьей. Составленное с обычным юридическим искусством и логикой, оно было особенно красноречиво в той части, которая касалась святости и нерушимости королевских прерогатив, а также с поразительной ясностью доказывало во всех смыслах более низкое положение королевы-супруги. Я даже обрадовался, что ее величество не присутствует тут и не слышит, сколь пренебрежительно оценивают ее самое и весь ее пол. Как и следовало ожидать, особенно большое внимание было уделено доводам бригадира. Решение гласило: «Дело короля и королевы против Номера первого, цвета морской воды. Постановлено: исполнителям правосудия незамедлительно приступить к отсечению хвоста осужденного до отсечения головы, при условии, если голова преступника не была отсечена до отсечения хвоста».
Как только этот приказ был вручен соответствующему чиновнику, бригадир Прямодушный толкнул меня под колено и вывел из зала суда с такой поспешностью, как будто от этого зависела наша жизнь. Я уже готов был упрекнуть его в содействии генеральному прокурору короля, когда он, за неимением пуговицы, ухватил меня за основание хвоста и с видимым удовлетворением проговорил:
— Дела идут как по маслу, дорогой сэр Джон! За многие годы не припомню, чтобы я участвовал в более интересном процессе. Дело это, которое вы, несомненно, считаете близким к концу, по сути только сейчас достигло решающей стадии, и я предвижу полную возможность вызволить нашего клиента с великой честью для себя.
— Что вы говорите, брат Прямодушный! — прервал его я. — Обвиняемому вынесен окончательный приговор, и он, может быть, уже казнен!
— Не так быстро, мой милый сэр Джон, ни в коем случае не так быстро. В судебных делах ничто не следует считать окончательным, пока в кармане остается еще хоть один грош на возмещение судебных издержек и пока осужденный еще дышит. Я утверждаю, что у нас все обстоит прекрасно — куда лучше, чем можно было надеяться с того момента, как подсудимому было предъявлено обвинение.
Я был так удивлен, что нашел в себе силы только для того, чтобы попросить объяснения.
— Все зависит только от того, дорогой сэр, — продолжал мой брат Прямодушный, — цела ли еще голова обвиняемого, или нет. Поспешите же к месту казни, и если у нашего клиента голова еще на плечах, постарайтесь поддержать в нем бодрость духа беседой на душеспасительные темы. Однако подготовляйте его к худшему, — этого требует осторожность. Но как только хвост его будет отделен от тела, мчитесь что есть силы сюда, чтобы сообщить мне об этом. У меня к вам только две просьбы: скорее принесите это известие и точно удостоверьтесь,
— Дело представляется безнадежным. Не лучше ли мне немедленно бежать во дворец, просить аудиенции у их величеств, броситься на колени перед королевской четой и молить о помиловании?
— Ваш план непригоден по трем веским причинам: во-первых, для этого нет времени, во-вторых, аудиенции назначаются заранее и вас не допустят во дворец, а в-третьих, никакого короля и никакой королевы не существует.
— В Высокопрыгии нет короля?!
— Именно так.
— Объясните, брат Прямодушный, не то я буду вынужден опровергнуть ваши слова свидетельством своих собственных чувств.
— В таком случае ваши чувства окажутся лжесвидетелями. Когда-то в Высокопрыгии действительно был король, и он не только царствовал, но и управлял. Однако знать и вельможи, считая неудобным беспокоить его величество государственными делами, взяли на себя все хлопоты по управлению страной, сохранив за королем лишь обязанность царствовать. Дабы пощадить его чувства, это было объяснено тем, что его хотят оградить от грубой силы и оскорблений черни. Через некоторое время сочли слишком дорогостоящим удовольствием кормить и вообще содержать королевскую семью, и все ее члены были тайно отправлены в отдаленную область, еще не достигшую той степени цивилизации, при которой умеют сохранять монархию без монарха.
— А Высокопрыгии это удается?
— Превосходным образом. Отсекая достаточное количество хвостов и голов, можно совершать и не такие чудеса.
— Но, брат Прямодушный, неужели я должен понять вас буквально, в том смысле, что в стране вовсе нет короля?
— Буквально.
— А все эти представления ко двору?
— Так же, как и эти судебные процессы: они поддерживают монархический строй.
— А пурпурные занавеси?
— Скрывают пустые сиденья.
— Отчего же не избавиться от столь дорогостоящего представительства?
— А как могли бы вельможи вопить, что трон в опасности, если бы не было трона? Одно дело не иметь монарха, и совсем иное — не иметь трона… Но пока мы говорим, наш клиент находится в крайней опасности. Спешите же и действуйте так, как я вам сказал.
Я не стал более мешкать и тотчас помчался к центру площади. Разглядеть хвост моего друга, развевающийся над толпой, было нетрудно, но горе и страх так исказили его черты, что в первое мгновение я не узнал его головы. Однако она, все еще целая и невредимая, увенчивала его туловище, ибо, к счастью для него и для его главного защитника, тяжесть его преступлений потребовала совершенно особых приготовлений к казни. Поелику приказ суда еще не прибыл (насколько быстро в Высокопрыгии правосудие, настолько медлительны его слуги), были приготовлены две плахи, и преступник уже собирался опуститься между ними на четвереньки, когда я пробился к нему сквозь толпу.
— Ох, сэр Джон, дело мое дрянь! — воскликнул обескураженный Ной. — Каково человеку и христианину, когда враги одолевают и с носа и с кормы!
— Пока жизнь не угасла, не угасает и надежда. Но нужно быть готовым к худшему, тогда не страшны никакие неожиданности. Господа палачи (их было два — один спереди, а другой позади злополучного преступника: один за короля, другой за королеву), господа палачи, молю вас, дайте осужденному собраться с мыслями и передать свои последние желания далеким друзьям и семье!