Том 7. Пьесы 1873-1876
Шрифт:
Поликсена. Уж довольно притворяться. Кого вы обманываете? жалкий! как вы струсили!
Потрохов (открывая глаза).Что такое? Что вам нужно от меня?
Поликсена. Что мне нужно? Очень мало: мне нужно, чтоб вы были хоть немного поблагороднее и почестнее. Целовать горничных при жене — это так низко…
Потрохов. У вас из всякой малости выходит важное дело. Это скучно. Что такое особенное произошло? Невольный жест спросонков, и жест весьма естественный.
Поликсена. Естественный?
Потрохов. Ну да, конечно. Вы не можете утверждать, что я хотел приласкать непременно Аришу; может быть, мне спросонков показалось, что вы подле меня.
Поликсена. Ах, ах! Вы меня до обморока доведете. Оскорбление, насмешки…
Потрохов. Я не понимаю, чем оскорбляться. Простой жест, естественный…
Поликсена. Не говорите вздору! Я не глупей вас и не хуже знаю, что естественно, что неестественно. Впрочем, может быть, вы занимаетесь естественными науками, выбрали для изучения особый отдел — горничных, вам нужно войти во все подробности; в таком случае я с вами спорить не стану. Прекрасно, прекрасно. Теперь я знаю вашу специальность и гнушаюсь вами. (Язвительно.)Ес-те-ство-испытатель! (Уходит.)
Потрохов, потом Копров.
Потрохов. Фу ты, какая бешеная баба! (Смотрит на часы.)Эк я… до которых пор… вот угораздило! А впрочем, что и делать-то больше! Тоска… хоть бы зашел кто… Какой нынче день? Да, пятница… Я сегодня Корпелова звал, кажется. Вот еще нужно очень! И зачем это я? Что делаю, что говорю — себя не помню (махнув рукой),нить в жизни потерял… Придет Корпелов, с ним еще скучней будет. Нет ничего тоскливее этих бедных добродетельных людей, этих Диогенов… а еще, пожалуй, денег запросит… Хоть бы в пикет с кем поиграть. С удовольствием бы проиграл пятьдесят рублей, только бы время провесть. (Подходит к окну.)Кто это в саду? Егор Копров? (Машет рукой и отходит.)Эка тяжесть, эка тяжесть!
Входит Копров.
Копров. Здравствуй!
Потрохов. Здравствуй, Жорж!
Копров (вглядываясь в Потрохова).Ты бы зельтерской.
Потрохов. Две выпил; да что, братец… (Останавливаясь перед Копровым.)Тоска! Веришь ли, какая тоска!
Копров. Дурное пищеварение, спишь много.
Потрохов. Знаю.
Копров. Особенно после обеда тебе не годится.
Потрохов. Знаю, что не годится. Толкуй еще! Все это я знаю; но главная причина тоски моей не в том. (Копров смотрит вопросительно.)Что ты смотришь?
Копров. Да странно мне…
Потрохов. Ничего нет странного. Тут, Жорж, не пищеварение, тут другое: в характере у меня кой-что…
Копров. Нет, что ж, у тебя характер
Потрохов. Вообще-то говоря, характер у меня хороший, даже очень хороший; но есть, братец, и важные недостатки: иногда делаю черт знает что; говорю чего не следует; вру много лишнего.
Копров. Нельзя сказать, чтоб очень…
Потрохов. Чтоб очень врал-то? Нет, очень, очень… лгу без конца. Не возражай, пожалуйста; видишь, как я расстроен.
Копров. Ну, как хочешь, я спорить не буду.
Потрохов. И не надо мне, и никто меня не заставляет, а болтаю, особенно вот если выпью я рюмочку вина — одну только рюмочку! Кажется, что за важность, а никакого удержу на меня нет… И пошел, и пошел, и вру как сивый мерин. (Копров улыбается.)Что ты смеешься? Что тут веселого? Ты должен войти в мое положение, ведь я, братец, страдаю. Эка тоска!
Копров. Что твоя тоска! Вот у меня тоска-то!
Потрохов (чуть не плача).Раскаяние, Жорж.
Копров. Ну, я этого греха не знаю. Да и у тебя что за раскаяние, понять не могу. Скажешь ты, например, что у тебя овес родится сам-пятнадцать, а он всего сам-друг…
Потрохов. Ну, не сам-друг; ты уж тоже…
Копров. Ну, извини! Сам-друг с половиной. Так что ж это за преступление? В чем тут раскаиваться?
Потрохов. Хорошо, кабы только, а то хуже гораздо. Вот третьего дня был я у одного старого товарища, выпили шампанского вдоволь, уж чего я там не городил! Ах, вспомнить гадко.
Копров. Все были выпивши; что говорено — забудется, так и пройдет.
Потрохов. Был там один, тоже старый товарищ, лет двадцать мы с ним не видались, учителишка жалкий, Корпелов, в каком-то засаленном пальто.
Копров. Ну, так что же?
Потрохов. Физиономия вроде тех, что в погребках на гитаре играют. Встреться он в другое время и в другом месте, я бы отворотился от него, а уж руки ни за что бы не подал; а тут что я ему говорил, что я ему говорил!
Копров. Стоит сокрушаться.
Потрохов. Да уж очень досадно на себя: с чего было мне так унижаться перед ним, зачем было мне себя ругать! Ведь я что говорил-то! Что он честней нас всех, что нам совестно смотреть ему в глаза, что мы разбогатели не без ущерба для совести. Предлагал за него тосты: «Господа, выпьем за честного человека!» Говорил ему, чтоб он обращался ко мне за деньгами, как в свой карман; звал его в гости, кланялся; просил его даже жить у меня. Скотина я — больше ничего.
Копров. Не бойся, не пойдет, посовестится; я его знаю.
Потрохов. Да он и то отказывался, говорил, что боится моей жены, что он человек дикий; так я к нему пристал, как с ножом к горлу, честное слово взял.
Копров. А придет, так можно и выпроводить поучтивее.
Потрохов. Да, разумеется, можно; только все как-то скверно на душе. А вот сейчас, спросонков, с чего-то пришло мне в голову Аришу поцеловать, а тут жена…