Я любуюсь людской красотою,Но не знаю, что стало бы с ней,Вдохновенной и нежной такою,Без дыхания жизни моей?Обращаю к природе я взоры,И склоняю внимательный слух, —Только мой вопрошающий духОживляет немые просторы, —И, всемирною жизнью дыша,Я не знаю конца и предела:Для природы моей я — душа,И она мне — послушное тело.
«Ты ко мне приходила не раз…»
Ты
ко мне приходила не разТо в вечерний, то в утренний час,И всегда утешала меня.Ты мою отгоняла печаль,И вела меня в ясную даль,Тишиной и мечтой осеня.И мы шли по широким полям,И цветы улыбалися нам,И, смеясь, лепетала волна,Что вокруг нас — потерянный рай,Что я светлый и радостный май,И что ты — молодая весна.
«Ты ничего не говорила…»
Ты ничего не говорила, —Но уж и то мне был укор.К смиренным травам ты склонилаТвоё лицо и кроткий взор,И от меня ушла неспешно,Вдыхая слабый запах трав.Твоя печаль была безгрешна,И тихий путь твой нелукав.
«Засмеёшься ли ты, — мне невесело…»
Засмеёшься ли ты, — мне невесело,Но печаль моя станет светла,Словно бурное море завесилаСеребристая лёгкая мгла.На меня ль поглядишь, — мне нерадостно,Но печаль моя станет светла,Словно к сердцу болящему сладостноБлагодать от небес низошла.
«Я напрасно хочу не любить…»
Я напрасно хочу не любить, —И, природе покорствуя страстной, Не могу не любить,Не томиться мечтою напрасной.Чуть могу любоваться тобой,И сказать тебе слова не смею, Но расстаться с тобойНе хочу, не могу, не умею.А настанут жестокие дни,Ты уйдёшь от меня без возврата, О, зачем же вы, дни!За утратой иная утрата.
«Под звучными волнами…»
Под звучными волнамиПолночной темнотыДалёкими огнямиКолеблются мечты.Мне снится, будто сноваЦветёт любовь моя,И счастия земногоКак прежде жажду я.Но песней не бужу яКрасавицу мою,И жажду поцелуяТомительно таю.Обвеянный прохладойВ немом её садуЗа низкою оградойТихохонько иду.Глухих ищу тропинок,Где травы проросли, —Чтоб жалобы песчинокДо милой не дошли.Движенья замедляюИ песни не пою,Но сердцем призываюЖеланную мою.И, сердцем сердце чуя,Она выходит в сад.Глаза её тоскуяВо тьму мою глядят.В ночи её бессоннойВнезапные мечты, —В косе незаплетённойЗапутались цветы.Мне снится: перед неюБезмолвно я стою,Обнять её не смею,Таю
любовь мою.
«Для чего говорить! Холодны…»
Для чего говорить! Холодны И лукавы слова,Как обломки седой старины, Как людская молва.Для чего называть? Мы одни, — Только зорями щёк,Только молнией глаз намекни, — И пойму я намёк.И во мне, точно в небе звезда, Затрепещет опять,Но того, что зажжётся тогда, Не сумею назвать.
«Оболью горячей кровью…»
Оболью горячей кровью,Обовью моей любовью Лилию мою.В злом краю ночной пороюУтаю тебя, укрою Бледную мою.Ты моя, и отнимаяУ ручья любимца мая, Лилия моя,Я пою в ночах зимовьяСоловьём у изголовья, Бледная моя.
«Близ одинокой избушки…»
Близ одинокой избушкиМолча глядим в небеса.Глупые стонут лягушки,Мочит нам платье роса.Все отсырели дороги, —Ты не боишься ничуть,И загорелые ногиТак и не хочешь обуть.Сердце торопится биться, —Твой ожидающий взглядРад бы ко мне обратиться, —Я ожиданию рад.
Восхождения
От автора
В душе лирического поэта живут две родственные силы, устремляющие его к достижениям, которые только для неглубокого понимания кажутся противоположными. Одна из этих сил побуждает его открыть свою душу с наибольшею искренностью и выразить её возможно отчетливее. Повинуясь этому побуждению, всё строже и настойчивее испытуешь тёмные глубины бытия и открываешь много неожиданного; явственны становятся черты, совершенно не сходные с чертами той маски, которую каждый из нас носит для света. Словно проник в забытые, замкнутые заржавелыми замками подвалы старого замка и перебираешь древние вещи, оставленные давно отшедшими от нас предками. Всё глубже, глубже, — в тишине и мраке звучат таинственные голоса, сливаясь в один предвещательный гул. В последней тьме, за которою Единая таится Воля, различаешь мерцание, исходящее от неведомого Лика.
Обозрев многие свои забытые маски, душа лирического поэта сознаёт свою многосложность и родство своё с множеством. Тогда отдается она другой своей силе, устремляется к сочувствиям и перевоплощениям, и жаждет без конца расширять бытие. Рожденная не в первый раз, она легко сочувствует, радуется и печалится со многими и охотно облекается в многообразные личины. Голоса толпы и множеств сливаются для неё в стройные хоры, и в сиянии широких светов, за которыми Единая таится Воля, возникает перед нею снова таинственный свет, от неведомого исходящий Лика.
Свершив свой круг, пламенеет, умирает и из пепла возникает опять.
Ещё два слова о внешнем, о временах. В этой книге собраны некоторые из стихотворений, написанных в 1899–1906 годах, и те из написанных раньше, которые к ним подходят по настроениям.
Март 1910 год
«Суровый звук моих стихов…»
Суровый звук моих стихов —Печальный отзвук дальной речи.Не ты ль мои склоняешь плечи,О, вдохновенье горьких слов?Во мгле почиет день туманный,Воздвигся мир вокруг стеной,И нет пути передо мнойК стране, вотще обетованной.И только звук, неясный звукПорой доносится оттуда,Но в долгом ожиданьи чудаЗабыть ли горечь долгих мук!