Том 9. Три страны света

Некрасов Николай Алексеевич

— Спрячь тряпку! — крикнул он.

Полинька исполнила его приказание и от радости не знала, что делать.

— Тсс!

И мальчишка манил ее к себе. Полинька весело вскочила на окно.

— Когда отворишь дверь, запри ее за собою и ключ вынь. Ты выйдешь в коридор, налево окно, влезь на него, а там — крыша. Смотри, прислушайся, нет ли его в коридоре, а потом отворяй. Я запою петухом у окна два раза, — значит, пора.

И мальчишка спустился с дерева.

Полинька не проронила ни одного слова. Но ей вдруг стало страшно, руки дрожали, ее бросало то в жар, то в холод; от двери она кидалась к окну, боясь не услышать условного знака. Наконец петух крикнул два раза. Полинька боялась

поверить: точно, ли пел мальчишка? не настоящий ли петух? Она потушила свечи, заперла форточку и, приложив ухо, долго прислушивалась, нет ли кого в коридоре. Дрожа всем телом, Полинька вложила ключ. Холодный пот выступил на ее лице, когда после многих поворотов ключа во все стороны замок не раскрывался. Забыв всякую осторожность, она стала вертеть ключ со всей силы и с отчаянием сказала: «Он обманул меня!» Но как-то случайно она приподняла ключ кверху — и замок щелкнул! Полинька, как кошка, скользнула в дверь, заперла ее и спрятала ключ в карман. Очутившись в темном коридоре, она не решилась ступить шагу. Холодный ветер пахнул ей в лицо и тем напомнил об окне. Окно было довольно высоко от полу, и Полинька с большим трудом вскарабкалась на него и потом спустилась на крышу.

Мальчишка молча взял ее за руку и повел по крыше. Когда пришли они к тому месту, где к стене дома примыкал забор, мальчишка спустился на самый край крыши и очутился верхом на заборе.

— А ты что ж? — сказал он Полиньке.

Полинька с чрезвычайными усилиями тоже добралась до забора.

Волчок смеялся. Они были над теми самыми воротами, в которые Полинька вошла в первый раз к горбуну. Волчок неожиданно спрыгнул вниз.

— Прыгай, — сказал он Полиньке.

Полинька взглянула вниз: больше сажени было до земли.

— Послушай, — сказала она, — что если я ногу переломлю, как я тогда убегу?

— Ха, ха, ха! а мне что за дело! Ну, так оставайся здесь, сиди на воротах! вот как рассветет — полюбуются прохожие. А не то назад ступай!

Полинька прыгнула, и удачно, только кисти рук ее хрустнули и страшно заныли.

Волчок смеялся, глядя, с каким усилием поднималась она на ноги.

— А вот я так умею прямо на ноги прыгать, сколько хочешь. Ну, прощай! убирайся скорей… У, у, у! то-то сбесится! то-то сбесится, как узнает, что тебя нет! ха, ха, ха!

И мальчишка прыгал и гримасничал.

— Прощай!

В два прыжка очутился он на воротах, но тотчас же с быстротою кошки спустился и прошептал испуганным голосом:

— Беги, беги скорее! Он ходит по двору с фонарем… ищет, ищет!

Полинька пустилась бежать со всех ног.

Приставив глаза к щели и выждав, пока горбун ушел на другую сторону двора, где росли обнаженные деревья и куда выходило окно с форточкой, Волчок тихонько перелез на двор. Едва успел он добраться до своего подвала, лечь и притаиться спящим, как бледный, дрожащий горбун с фонарем в руке появился на пороге.

И по всему дому начались поиски, о которых горбун говорил Тульчинову.

Полинька бежала, сколько хватало силы, повернув в первую улицу, какая попалась; ей все казалось, что горбун гонится за ней. Наконец страшная усталость заставила ее приостановиться. Улица, в которой она находилась, была совершенно ей незнакома. Кривые, полувросшие в землю деревянные домики местами печально выглядывали среди заборов. Все спало; только шаги Полиньки, резко звучавшие по деревянным помосткам, нарушали тишину улицы. Страх все сильней овладевал Полинькой. Во всю жизнь не испытывала она столько разнородных ощущений, столько горести, негодования, отчаяния, ужаса, сколько пережила теперь в несколько часов, и нервы ее не выдержали. Собственная тень пугала ее, малейший звук вдали заставлял ее вздрагивать; слезы так и навертывались на глаза. «Что

мне делать? что мне делать?» — спрашивала она себя с отчаянием. Вдруг вдали показалась черная точка. «Помогите, помогите!» — готова была крикнуть Полинька, затрепетав всем телом; но черная точка скоро получила очертание женщины, и Полинька успокоилась. Она была, высока и шла бодро, сухо кашляя, размахивая руками и бормоча: «Три с полтиной, два с четвертью…», и так была занята своими расчетами, что, поравнявшись с Полинькой, даже не заметила ее.

Лицо, изрытое рябинами, седые нависшие брови, седые волосы, торчавшие из-под чепчика с изорванными кружевами и старомодной измятой шляпки, высокий рост старухи и, наконец, огромный узел, который она держала под салопом, — все вместе произвело неприятное впечатление на Полиньку; однакож она решилась спросить:

— Как пройти в Струнников переулок?

— Господи! — воскликнула старуха, вздрогнув: верно, никак не, ожидала встретить кого-нибудь в такую пору.

— Как пройти в Струнников переулок? — повторила Полинька, побледнев.

— В Струнников? — сказала старуха, пристально оглядывая Полиньку, которая, дрожа, отвечала:

— Да!

— Как пройти?.. гм!

Старуха еще раз оглядела Полиньку и с усмешкой сказала:

— А вот, голубушка моя: иди все прямо, выйдешь на улицу с заборами — все иди, а как поравняешься с сереньким домиком, поверни налево.

— Нет, я не пойду, не пойду! — с ужасом воскликнула Полинька, догадываясь, мимо какого серого домика нужно будет ей проходить.

— Да что с тобой? что ты так дрожишь?

Полинька чувствовала, что руки и ноги у ней дрожали, а голова начала кружиться.

— Мне что-то дурно! — прошептала она и села на деревянные помостки, которые были тут высоко от земли.

— Да пойдем ко мне; ляг; там — отдохнешь — я, пожалуй, и провожу тебя! — ласково сказала старуха, нагнувшись к Полиньке.

Полинька протянула руки; старуха приподняла ее, и они пошли.

Подойдя к окну ветхого домика, окна которого (числом три) казались вросшими в землю, а до крыши можно было достать рукой, старуха постучала в крайнее окно и, обращаясь к Полиньке, сказала:

— Вот мы и дома!

— Что, небось испугала детей! Чай, думали: трубочист пришел! — маня за собой Полиньку, говорила старуха человеку, стоявшему за калиткой и страшно кашлявшему.

— Ja [9] — отвечал немец, дрожа от холоду (он был очень легко одет). Они вошли в сени. Ощупав дверь, старуха достала из кармана ключ и отперла ее.

Полинька вошла в комнату, низенькую и мрачную; навес крыши не допускал, много свету в маленькие окна, которые внутри комнаты были ближе к потолку, чем к полу. Бедно было в комнате, освещенной лампадкой; лоскутки наполняли ее; старые платья грудами лежали во всех углах; иные висели по стенам. Шляпы мужские и женские, остовы зонтиков, старые башмаки — словом, все, что требовалось для туалета дамского и мужского, можно было выбрать здесь, и все в самом негодном виде.

9

Да! (Ред.)

— Ну, красавица моя, гостья дорогая, — говорила старуха, засветив свечу и поставив ее на стол, — ляг, отдохни, полежи… хочешь, я тебе кофею сварю? согрейся.

В голосе старухи было столько радушия, что Полинька без отговорки сняла салоп и шляпку. Увидав ее без шляпки, старуха вскрикнула и, взяв со стола свечу, поднесла к лицу Полиньки.

— Что вам? — невольно спросила Полинька.

— Так, так; не бойся; так… ишь ты, какие волосы славные! чудо! Вот тоже хорошие, да что! дрянь перед твоими!