Томка. Тополиная, 13
Шрифт:
– И что? – спросил Семенов. – Красиво жить не запретишь.
– А то, что у нас под ногами – вполне возможно, что именно там, где мы сейчас стоим, – лежат груды человеческих костей. А в том лесу, о котором я только что говорила, их тысячи. Неужели вы забыли об этом?
Мы в ожидании уставились на слушателей. Известие о поруганном кладбище не произвело на них должного впечатления. Жорик присвистнул и стал что-то нашептывать жене, Кеша почесал нос, Семенов упрямо рассматривал гравий под ногами. Лишь Владимир Петрович задумался. Ну и дядя Петя, разумеется, был уже
«Дохлый номер, – подумал я. – Их не испугаешь подобными историями, они страшилки смотрят по телевизору, отвлекаясь в паузах на сортир и чай. Даже я до сих пор сомневаюсь, хотя сам ходил туда».
– Черная Сопка? – спросил Владимир Петрович. Таня кивнула.
– И что из этого следует?
– Разве не понятно?
Молчание в ответ. Точнее, откликнулся только Семенов:
– Капец, в гостях у сказки. Ты дело давай говори. Что конкретно ты хочешь?
Таня хмыкнула. Им подавай факты, они хотят знать, кого нужно сжечь на костре или утопить в пруду.
– Дело так дело, – сказала Татьяна. – Наш дом по уши в дерьме, извиняюсь за мой французский, ему повезло гораздо меньше, чем всем остальным соседним зданиям. Столько страшных смертей за короткий срок – это не совпадение.
– А чем мы так провинились?
Я не дал ей продолжить. Приподнялся с бревна, на котором до сих пор сидел, и взял слово. Просто приподнял руку, чтобы обратить на себя их внимание.
– Я навел кое-какие справки и кое-что выяснил. Честно скажу, я сам испытывал определенный скепсис относительно выводов Татьяны и отчасти испытываю его до сих пор. Мы живем в рациональном мире, но против некоторых вещей не попрешь. Так вот, неопровержимый факт: Черная Сопка – известный, но заброшенный исторический мемориал. Место массовых казней в тридцатых-сороковых годах. Работы на нем не были проведены в полном объеме, и в земле еще осталось множество останков. Но это еще полбеды. В вашем доме живет и здравствует один из тех, кто принимал активное участие в массовых расстрелах. Согласен, такое бывает только в кино, но можете считать, что теперь вы попали в кадр.
Владимир Петрович почесал подбородок. Семенов, не поднимая хмельной головы, громко фыркнул. Жора и Наташа хлопали глазами. Кеша сказал «елки-палки», его приятель Саша, более вдумчивый и впечатлительный, рассматривал окна родного дома, снующих в освещенных кухнях людей, мерцающие квадраты телевизоров, и выражение лица его постепенно менялось.
Я смотрел на них и не мог понять, имеет ли смысл продолжать.
– В целом все ясно, – наконец сказал Владимир Петрович, разливая остатки наливки. – Одно непонятно: если вы правы, что в таком случае нам делать?
Мы с Татьяной переглянулись.
«Говорить?» – спрашивала она меня взглядом. Я лишь пожал плечами.
– Как минимум, нам следует быть осторожными, – сказала она. – При всем желании мы пока не можем узнать, откуда ждать нового удара.
– А когда узнаешь? – прищурился Семенов.
– Все зависит от моего старания. Может быть, я позову кого-нибудь посильнее. Мне, к сожалению, не все удается увидеть. Если все получится, то придет время, и
… У моей машины мы задержались. Я переговорил с одним из своих агентов – Олегом Артамоновым. «Сиамские близнецы» дежурили во дворе тринадцатого дома по очереди. Пока Дима Картамышев отсыпался дома, второй коротал время в машине, припаркованной на углу, недалеко от зоны мусорных контейнеров. Олежек сделал небольшой доклад, из которого следовало, что ничего необычного в этом районе за минувшие сутки не произошло, если не считать одного страшного бородатого мужика, бродившего по округе.
– Чистый монстр, – сказал Артамонов. – Я чуть в штаны не надул, когда он утром прошел мимо меня.
– Да, я тоже его видел. Продолжайте присматривать.
Петр Аркадьевич после разговора с аборигенами удрученно молчал. Испытывал неловкость за соседей. Таня же и вовсе хмурилась и все сжимала и разжимала кулачки.
– Ну, что скажете? – сказал старик, когда я открыл дверцу машины.
– Пока ничего. Вполне предсказуемая реакция. Другой я, честно говоря, не ждал. Надо было Татьяне продемонстрировать какое-нибудь маленькое чудо, чтобы они поверили.
– Я не цирковая обезьянка! – фыркнула Таня. – Я Семенову в следующий раз головную боль нашлю, чтобы башка разорвалась как арбуз!
– А ты можешь? – рассмеялся Петр Аркадьевич.
– Пробовала разок.
– И как оно?
– Незабываемые ощущения!
Отсмеявшись, дядя Петя вдруг стал очень серьезным. Очевидно, вспомнил об отсутствии поводов для веселья, да и плачь родителей, чьи дети сгорели заживо в коробке лифта, до сих пор стоял в ушах. В моих, кстати, тоже.
– Скажите честно, ребята, что нам грозит?
– Не знаю, – сказала Таня. – Пока только предчувствия. Надо и вправду кого-то посильнее позвать.
– Главное, пока не выдавайте им нашего казачка, – сказал я. – И траурные букеты ему к двери больше не носите.
Петр Аркадьевич смущенно отвернулся.
– Выпимши был, говорю же. Когда узнал, кто у нас живет в одиннадцатой квартире… ох, что тут со мною стало. Бес попутал, начальник, больше не буду. Отдаю его вам на растерзание.
Я предпочел не комментировать. Петру Аркадьевичу не следует знать, что мне, простому частному сыщику, пусть и с приличными связями в органах, не по чину разбираться с обитателем квартиры номер одиннадцать, возле которой Татьяна однажды обнаружила две гвоздики.
Через полчаса во двор из-за угла со стороны пустыря вошел Константин Самохвалов. Голову он втягивал в плечи, одна рука у него была засунута под рубашку между двумя пуговицами на животе, рот слега приоткрыт, а с губ, как у бешеной собаки, свисала слюна.
Широкими шагами, ни на кого не глядя, Константин прошел к своему подъезду и вскоре скрылся.
– Фу, черт! – выдохнул Олег Артамонов, наблюдая за ним из укрытия. – Не дай бог приснится!