Томминокеры. Трилогия
Шрифт:
Гарденер встал на ноги, держась за «Томкэт», бластер болтался в его правой руке. Пластиковый бочоночек, он видел, частично растаял. От него больше не будет пользы. То же можно было сказать о нем самом.
Пылесос был мертв и торчал из земли как неразорвавшаяся бомба. Но было еще множество других хитрых механизмов в пути, некоторые — летящие, другие прущие с энтузиазмом сквозь лес на импровизированных колесах. Он не должен был их дожидаться.
Что было последним, о чем думал старик? Последнее… и… Избавление.
— Хорошее слово, — сказал Гарденер хрипло. — Избавление. Отличное слово.
Также он вспомнил название рассказа.
Гарденер очень на это надеялся.
Он прыгнул к навесу, затем нажал кнопку, которая управляла спуском подъемников. Он собирался спуститься на руках. Это было глупо, но Томминокеры другой технологии ему не предоставили. Мотор зарычал, кабель начал спускаться. Гарденер подбежал к обрыву и поглядел вниз. Если ему это удастся, он будет в безопасности.
В безопасности среди мертвых Томминокеров.
Мотор заглох. Он едва мог видеть бесполезный подъемник внизу. Голоса были еще ближе, огонь ближе, и он ощущал целый эскадрон норовистых аппаратов совсем рядом. Это неважно. Ему нужно добраться донизу, вскарабкаться по лесенке и как-то дойти до финиша раньше других.
Поздравляю Вас, мистер Гарденер! Вы выиграли летающую тарелку! Хочешь выйти из игры или провести оплаченный отпуск в глубоком космосе?
— Дьявол, — прокаркал Гарденер, отбрасывая полурасплавившийся игрушечный пистолет. — Давай это сделаем.
Его слова отразило эхо.
Он схватил кабель и заскользил вниз. В этот момент его осенило. Конечно же. Гари Гилмор. Это сказал Гари Гилмор, перед тем как выйти против огневой группы в Юте.
39
Он, был на полпути вниз, когда почувствовал, что последние его силы истаяли. Если он что-нибудь быстро не предпримет, то упадет.
Он начал спускаться быстрее, проклиная их бездумное решение установить управление мотором так далеко от края котлована. Горячий, обжигающий пот натекал ему в глаза. Его мышцы дрожали. Его желудок начал снова свои долгие, ленивые спазмы. Руки скользят… хватаются… скользят опять. Затем, внезапно, кабель прошел сквозь его руки как горячее масло. Он стиснул его, завывая от боли в стертых местах. Стальная нитка, которая вырвалась из узла кабеля, пронзила ладонь.
«Боже!», — застонал Гарденер. — «Господи Боже!»
Он рухнул на подъемник своей больной ногой. Боль рванулась вверх по ноге, через живот, через шею. Казалось, что она оторвала ему макушку. Его колени подогнулись и стукнулись о борт корабля. Коленная чашечка хрустнула как фарфоровая.
Гарденер почувствовал, что теряет сознание, и стал бороть себя. Он увидел люк. Он был все еще открыт. И вентиляторы все еще гудели.
Его левая нога была ледяной стеной боли. Он поглядел вниз и увидел, что она стала таинственно короче, чем правая. И она выглядела. да, она выглядела смятой, как старая сигара, которую слишком долго таскали в кармане.
— Боже, я развалился, — прошептал он и затем, удивляясь самому себе, рассмеялся. Так оно и должно было быть; есть много вещей поинтересней, чем сходить с волнореза в море в таком состоянии.
Раздался высокий, нежно гудящий звук над головой. Что-то
40
Со стишками в голове Гарденер полз по коридору, один раз остановившись оглядеться и вытошниться. Воздух здесь был все еще отвратительным. Он подумал о канарейке шахтера, лежащей на дне своей клетки, живой, но минуты на две.
Но машины. Гард. Ты их слышишь? Ты слышал как они стали громче гудеть, как только ты вполз?
Да. Громче, доверительней. И это не были одни вентиляторы. Где-то в глубине корабля другие машины просыпались к жизни. Огни горели. Корабль подпитывался чем-то таким, чего в нем раньше не было. Позволим ему это делать.
Он достиг первой внутренней переборки. Оглянулся. Нахмурился, увидев люк, выходящий в котлован. Они могут выйти к прогалине очень скоро; может быть, уже вышли. Они могут попробовать его преследовать. Рассуждая о трусливых реакциях своих «помощников» (даже железный Фриман Мосс не был абсолютно защищен от них), он не думал, что они смогут… но не стоило забывать, в каком отчаянии они были. Он хотел быть уверенным в том, что сомнамбулы оставили его в покое и это все. Бог знал, что он немного теряет; но он совсем не нуждался, чтобы эти ослы отняли у него это малое.
Новая боль расцвела в его голове, глаза заслезились, поддетые этой болью в мозгу, как рыболовным крючком. Плохо, но ничто в сравнении с болью в лодыжке и ноге. Он не удивился, увидев, как главный люк закрыл свою диафрагму. Сможет он открыть его снова, если захочет? Он как-то сомневался в этом. Теперь он заперт… заперт вместе с мертвыми Томминокерами.
Мертвыми? Ты уверен, что они мертвы?
Нет, наоборот, он был уверен, что они не мертвы. Они были достаточно живы, чтобы начать эту игру снова. Достаточно живы, чтобы превратить Хэвен в страшную фабрику. Мертвы?
— Не очень-то похоже, — прокаркал Гарденер и протиснулся через другой люк в коридор за ним. Машины колотились и гудели во внутренностях корабля; когда он коснулся светящейся искривленной стены, он ощутил вибрацию.
Мертвы? Ну нет. Ты ползаешь внутри старейшего дома призраков во вселенной, Гард, старина Гард.
Ему показалось, что он слышит шум, он резко обернулся, сердце заколотилось, слюнные железы залили рот горьким соком. Ничего там нет, конечно. Кроме того, что там было. У меня есть причины для нервной кутерьмы. Я встретил Томминокеров, и они были мы.