Тонкая грань выбора
Шрифт:
Отец приоткрыл один глаз, потер подбородок и сел прямо. Открылся второй глаз, но он продолжал молчать, разглядывая сына. Последние полгода они практически не общались, и сейчас он оценивающе смотрел на повзрослевшего парня, словно видел его впервые.
– Ты знаешь, просто инерция, – коротко пояснил отец, по обыкновению не собираясь вдаваться в подробности.
– По инерции?! Это как?! – возмущенно наседал Саня.
– Ладно. Смотри: его турнули из столицы. За что – неизвестно. А он был большим начальником, значит воровал. Ну и сейчас на хлебном месте.
– И что? – развел руками Саня. – Что из этого? Почему, если начальник, значит вор? И что, ему нужно уволиться с хлебного места, чтобы ты не считал его жуликом? Так?!
Отец устало выдохнул и досадливо поджал губы.
– Да зачем сразу увольняться! Я просто пытаюсь объяснить и факт констатирую. Без жульничества, воровства, без приписок и махинаций наша экономика вообще не работает. План-то выполнять нужно, а как? Вот и руководят нашими предприятиями шустрые жулики. Но самое интересное, что во главе всего этого безобразия стоят партийные начальники. Им спускают сверху разнарядки, они дальше их пропихивают – и понеслось. Хочешь работать – крутись! Ну и, конечно, себя тоже не забывают. А не выполнишь план – сразу вылетишь к чертовой матери, да еще и с волчьим билетом. Выставят тебя расхитителем народного добра, а то и посадят, чего доброго. Хочешь не хочешь, а начнешь мутить воду. Нужны материалы для работы – давай взятку! А деньги на неё где взять? Приписки, липовые наряды, мертвые души. Ты сейчас тряхни любое предприятие – и директор лет на десять загремит.
– И ничего изменить нельзя?
– Можно, если экономикой будут заниматься экономисты, а не партийные идеологи.
– Так и где они, эти экономисты? Почему их не привлекают?
– Нельзя. Тогда нужно будет проводить реформы, ломать систему. А как быть с руководящей ролью партии? Конституцию менять? Одним словом, тупик.
Отец замолчал, отвел глаза в сторону и снова откинулся на спинку дивана.
Саня с минуту обалдело смотрел на него и наконец восхищенно выдохнул:
– Ну ты, батя, даешь! Вещаешь, как «Голос Америки»!
– Ничего я не даю, – буркнул отец и добавил: – Ты только всё это не пересказывай никому. За такие разговоры можно и загреметь.
– Да я что, не понимаю… – начал Саня, но отец жестко оборвал его.
– Не понимаешь! Потому что тебя еще не ломали через колено.
– А тебя что, ломали? – осторожно уточнил сын.
– Гнули, – криво ухмыльнулся Матвеев-старший. – Если бы не свалил вовремя, то сломали бы. Дураком был, свое доказывал до кровавых соплей, когда начальником мехмастерских работал.
– А что не устраивало?
– Да всё! Что ни день, то какой-нибудь халявный заказ. То ворота на гараж сварить, то забор, то навес. «Дай, дай!» Откуда? Ни материалов, ни фондов. А работяги всё это видят и себе тянут. Несли всё, что под руку попадало.
– Так отказался бы эти заказы выполнять.
– Отказался! Сразу комиссия из «Народного контроля». Столько накопали – еле ноги унес…
– А другие как работают?
– Так и работают. Один принцип: не спорь и делай что прикажут. Давай заканчивать, тебе сегодня еще к репетитору.
Михаил Иванович отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Саня замер, слегка вытаращив глаза. Ему казалось, что отец напрочь отстранился от проблем семьи и полностью погрузился в собственный мир. То, что отец был в курсе его дел и помнил расписание занятий, приятно удивило Саню. Это неожиданное открытие отодвинуло прежние обиды, и всё больше в нем крепло ощущение, что все последние годы в доме жил чужой человек, а вот сейчас вернулся его настоящий, родной отец. Хотелось как-то выразить это возникшее нежно-щемящее чувство, но Саня стушевался, просто кивнул, повернулся в сторону выхода и неожиданно спросил, не поворачивая головы:
– Ты реально пить бросишь?
– Это не трудно, – скривился отец. – Смысл обрести сложнее.
– Смысл? – непонимающе уточнил сын, медленно разворачиваясь к нему.
– Да, Саня, долбанный смысл. Тупо всё как-то. Как пошло дело к полтиннику, так и заклинило. Скучно, тоскливо. Ты вырос, у тебя своя жизнь, уедешь через месяц-другой… Что впереди? Жизнь стала похожей на замкнутый круг, из которого не видно выхода.
– Ба-а-атя? – протянул Саня. – Неужели заняться нечем, кроме как бухать?
– Не напрягайся. Разберёмся. Завтра пойду к Ерохину на работу проситься.
– Ерохин – это директор консервного? Ты его знаешь?
– Знаю, – коротко кивнул Михаил Иванович. – Одноклассник мой, сосед и дружок по детству. Месяц назад механиком звал. Пойду узнаю, что как. Матери только не говори, непонятно ещё.
– Как скажешь, – весело бросил Саня, выбегая из гостиной.
******
В кафешке пахло подгоревшим жареным луком, пельменями и водочным перегаром. Столики в тесном зале были покрыты белыми скатертями не первой свежести. Саня огляделся: у стены скучала тучная официантка в маленьком кокетливом фартучке и белой кружевной наколке в кудрях, за стойкой возвышалась её точная копия. Чуть поодаль, справа, клевал носом перед стаканом с вином одинокий мужик, еще трое посетителей устроились за ближайшим к окну столом. Саня брезгливо скривился. Вира с Толяном окучивали какую-то затасканную малолетку: дерьмовые шмотки, висящие как на жерди, маленькая, еле различимая под растянутым свитером грудь, острые коленки и почти детское, неумело накрашенное лицо. Наверняка именует себя Жанной или Кристиной, а на самом деле её зовут Валя или Катя – просто она это скрывает, боясь казаться слишком обыкновенной. Глаза девушки пьяно блестели; похоже, еще чуть-чуть – и друзья смогут считать вечер удавшимся.
Саня решил не задерживаться, взять с собой бутылку вина и уходить. Он повернул голову к уткнувшемуся в его спину Генке и молча двинул подбородком в сторону стойки. Тот понял без слов, прошел вперед, ткнул пальцем в бутылку сухого и достал трёшник из кармана джинсов. Дама за стойкой смерила посетителя строгим взглядом, видимо, прикидывая его возраст, затем еле уловимо пожала плечами, поставила на стойку бутылку и быстро отсчитала сдачу. Саня спиной почувствовал устремленный на него ненавидящий взгляд, медленно повернул голову и вопросительно дернул подбородком. Вира скорчил разбитую рожу, приоткрыл рот, собираясь сплюнуть по привычке, но, покосившись на дородную официантку, поостерегся. Ее вспыльчивый характер и склонность к радикальным методам решения вопросов знали все. Этому заведению не требовался вышибала. Женщина обладала достаточной силой и решительностью, чтобы урезонить и вышвырнуть из кафе даже взрослого мужика. А уж такой, как Вира, был для неё не страшнее котенка. Парень беззвучно ругнулся и отвернул лицо. Посчитав инцидент исчерпанным, Саня подтолкнул замершего друга к выходу.
– Чё Вира хотел? – поинтересовался Генка, когда они оказались на улице.
– Да ничё! Понты колотил, – небрежно бросил Саня. – Я его торцанул слегонца по утряне, вот и бычится. Зачет перед Толяном набирает. А может, ещё хочет?
– Так это ты ему рожу разбил?
Саня молча кивнул и осмотрелся по сторонам.
– Двинули в парк, – решил он наконец. – Там пузырь и раздавим.
Они повернули за угол кафе, прошли под обозначавшей вход в парк высокой аркой и устроились на первой же скамейке. Саня нагрел спичками полиэтиленовую пробку, ловко подцепил её ногтями и с характерным звуком освободил горлышко. Затем протянул бутылку Генке и строго предупредил: