Тонкий профиль
Шрифт:
Мне сказали, что Юлиан Николаевич хочет писать историю трубопрокатной промышленности. Он ныне на пенсии и наконец-то располагает свободным временем. Не первый раз я уже сталкиваюсь с тем, что важное дело — создание истории наших заводов и фабрик — становится в зависимость от личной инициативы и возможностей тех или иных уважаемых и заслуженных пенсионеров. Задуманное когда-то Горьким как широко государственное и в первую очередь писательское дело, как история не только заводов, но и человеческих судеб в годы великих свершений, оно, к сожалению, не дало нужных результатов. А вместе с тем уходят годы и люди, стареет и уходит от нас поколение ветеранов промышленности,
Приехав в Москву после своей поездки на завод, я поспешил разыскать Юлиана Николаевича. И вот мы беседуем в его квартире, в громадном сером доме, который когда-то одним из первых поднялся у гранитного берега Москвы-реки.
Мы сидим за столом и разбираем фотокопии документов, подобранных Юлианом Николаевичем. Их немного. Никто ведь всерьез и не озабочен ни в министерстве, ни на заводах собиранием документов для истории.
Самое интересное среди увиденного мною — приказы Серго Орджоникидзе. Мой собеседник комментирует их. Точнее, документы служат ему лишь направляющими вехами воспоминаний, волнующих его, как и всякого человека, который может с высоты прожитых лет оглянуться назад в прошлое, отданное главному делу жизни.
Юлиан Николаевич — коренная рабочая косточка. Дед его был мастером по паровым машинам, отец — вальц-токарем, сам он — рабочим, и все жили, работали в одном городе — Днепропетровске. Внук окончил институт и в том же цехе, где был рабочим, стал начальником. А сам цех тонкостенных труб под его руководством вырос в такой, что от него, как говорит Юлиан Николаевич, «пошла вся металлургия высококачественных труб».
Ни в дореволюционной России, ни после революции в нашей стране тонкостенные трубы не производились. Просто не умели их делать. Целиком зависели от импорта, главным образом из Швеции. Не делали сложных труб, например, для самолетов — было время, когда мысль конструкторов-авиационников ориентировалась не на дюраль, а на стальные трубные конструкции. Не производили и более простых труб, предназначенных для автомашин. Их тоже ввозили из-за границы.
В те годы только одна автотракторная промышленность потребляла 137 разновидностей труб. Подумайте только — 137 видов для сотен тысяч тракторов, и все за счет импорта, оплачиваемого валютой! Поистине удушающий золотой обруч стискивал горло тракторной, автомобильной, нефтяной, химической промышленности, которая развивалась в гигантских масштабах.
Его надо было разбить, этот обруч, сбросить в бою. Да, в бою! С годами в нашем литературном обиходе эта метафора как-то примелькалась, стерлась, но тогда, в тридцатые годы, она звучала свежо и точно, выражая коренной смысл событий и истинный дух энтузиазма.
«В боях за трубы». Это название книги, фотографию которой я взял из папки Юлиана Николаевича. Год издания — тридцать четвертый. Издана в Харькове. Вот статья Кожевникова и его портрет. Лицо молодое, большелобое, с резко очерченной линией рта, с милой ложбинкой над верхней губой, чуть-чуть курносое, серьезное, глаза смотрят пристально из-под густых бровей.
Бывает, что тяжкие рубцы времени резко меняют лицо человека. Но есть и такие лица, которые долго сохраняют ясный лик молодости — не счастливый ли то знак устойчивости характера и мироощущений? Неважно, что нет ныне у Юлиана Николаевича буйной шевелюры, седой ободок волос еще больше обнажил нависший над глазами лоб и нет былой угловатости, округлились, смягчились черты лица, а все же, чувствую я, жив в человеке, любовно перебирающем старые фотографии, комсомолец тридцатых годов, «энтузиаст овладения новой техникой», как сказано в подписи под портретом.
— Нас никто не учил, учились сами, — говорит Юлиан Николаевич, — срывались, ошибались, мучились и снова учились. А иного пути не было. Никто бы не подарил нам этой науки. И опыта. И патентов. Все сами. Без иностранной технической помощи.
Было время, когда трубопрокатный цех завода имени Ленина в Днепропетровске являлся и единственной производственной базой, и всесоюзной лабораторией трубной новизны.
— А как мы размахивались в экспериментах! — вспоминал Юлиан Николаевич. — Каким шли широким фронтом поиска! От фигурных крупных труб до капиллярных, диаметром в каких-нибудь пять миллиметров и полумиллиметровой толщины стенки — ювелирная работа! Сначала мы только несколько ослабили импорт…
Хромомолибден… хромоникель… хромовольфрам… За каждым из таких звенящих слов — рассказы о том, как мучительно трудно открывалась желанная дорога к самостоятельности. Я уверен, не написанные и не исследованные еще никем интересные повести таятся за каждым названием такой новой марки стали.
28 ноября 1933 года нарком Орджоникидзе издал приказ «Об освоении производства автотракторных труб». Там были такие строки: «…предприятиями черной металлургии было принято к освоению 127 позиций труб из 137, потребляемых автотракторной промышленностью, из коих 93 ранее в Союзе не изготовлялись… Отмечая это достижение, создающее базу по снабжению автотракторной промышленности трубами внутрисоюзного производства, объявляю благодарность…» И далее — длинный список фамилий мартеновцев и трубопрокатчиков. Отныно тракторы и автомашины стали делаться целиком из отечественных деталей.
Работал в те годы в Харькове рано погибший при катастрофе конструктор Константин Алексеевич Калинин, создавший самолет-гигант «К-7». Кожевников дружил с ним, вместе они создавали первые легированные тонкостенные трубы для самолета.
Подобно своему крылатому собрату, самолету-гиганту «Максим Горький», «К-7» погиб в полете. Но трубы выдержали самое жестокое из возможных испытаний — испытание катастрофой. И остались целы. Оказались крепче шведских.
И вот новый приказ Орджоникидзе: «….Осевые трубы к легким самолетам и гнутые полуоси к тяжелым изготовлялись из хромоникелевой стали исключительно в Швеции, которая по очень высокой цене поставляла их нам…
…Особую сложность и трудность освоения представляло производство полуосей для тяжелых самолетов… Теперь трудности освоения преодолены.
Отмечая достигнутые успехи в деле освобождения от импорта в абсолютной сумме за 1933 и 1934 гг. на 10000000 р. и поднятие обороноспособности нашей страны, объявляю благодарность и приказываю премировать следующих работников…» Далее снова шли списки трубопрокатчиков. Их много. Это были интереснейшие люди.
А в войну трубы — это бомбы и минометы, орудийные стволы и «катюши».
…Челябинск военной зимы сорок второго года. На пустынной площадке далеко за городом еще нет никаких цехов, лишь торчат полузанесенные снегом стропила недостроенного базового помещения для каких-то нужд наркомата. Пустырь этот пока именуется непонятным для непосвященного человека, полузашифрованным диковатым названием «Стройсемь».
Осенью сорок первого Кожевников по поручению правительства руководил эвакуацией Днепропетровской и Никопольской групп трубных заводов. Положение в Приднепровье создалось крайне тяжелое. Кожевников находился в своем родном Днепропетровске и каждый день звонил в Москву: докладывал обстановку.