Тонкий слой лжи. Человек в дверном проеме
Шрифт:
Оказывается, если подумать, можно более-менее удачно решить на первый взгляд непростую проблему.
Кристиан немного успокоился, поднялся, подошел к окну, посмотрел как люди-букашки снуют внизу, прочерчивают лестницы в различных направлениях и скрываются в здании, где разместилась и его контора.
Раздался звонок. Кристиан бросился к телефону, вышло неловко - перевернул карандаши, поднял трубку.
Молчание…
Он напрягся, затаил дыхание, прислушался, стараясь уловить хоть какой-то шорох. Ничего. Положил трубку, сглотнул слюну, холодные иглы впились в спину. Минут
Кристиан спустился выпить чашку кофе, вернулся. Зря ходил - сердце и без того колотилось как бешеное, теперь же выскакивало из груди.
Снова зазвонил телефон. Кристиан поднял трубку. Шорох, щелчки, далекое гудение. Он что-то прокричал в трубку. Никто не ответил. Кристиан опустил трубку на рычаг. Откинулся в кресле, ослабил узел галстука.
Началось…
Ему сигнализируют - пора принимать решение. Но какое? Чтобы он ни решил, жизнь его круто изменится: или он навсегда, страшное, не оставляющее надежд слово - останется серым, безликим существом без возможностей, пожизненным исполнителем., мелким и быстро стареющим человеком типа нуль или убьет другого и попробует все изменить.
Убить! Страшно…
Но… отбросим эмоции, убеждал себя Кристиан Хилсмен. Ему не нужно будет резать кого-то на части и видеть боль и страдание, кровь, хотя любой хирург делает такое не раз на дню и вполне привыкает. Кристиану такое не потребуется. У него в руках окажется прибор, в данном случае пистолет, но он бы мог быть феном или миксером, соковыжималкой или кофемолкой. Итак, в руках прибор, устройство. Нужно нажать соответствующую кнопку, в данном случае спусковой крючок и прибор сработает: быстро, бесшумно, надежно. Вот и все.
Что, собственно, требуется от Кристиана Хилсмена? Включить прибор в определенном месте в определенное время. В сущности, такой прибор может включить кто угодно, даже ребенок. Значит, его роль во всей этой истории чисто вспомогательная. В конце концов, сейчас понаделали столько приборов, которые можно включить на расстоянии, жаль, что с пистолетами возникают некоторые сложности, иначе можно было бы и не видеть глаза жертвы.
Главное, полыхнуло в мозгу Кристиана, не видеть глаза. Это и есть основная трудность в работе убийц. Он одернул себя, зачем бросаться такими словами, от них так и разит гнусностью и преступлением.
А если поразмыслить… Любого можно назвать убийцей, например, каждого, с кого взимают налоги. Деньги налогоплательщиков могут пойти на закупку оружия, которым где-то когда-то кого-то убьют… Вполне. И наоборот - каждого можно оправдать. Все запутано.
И еще. Незнакомцы, кто бы они ни были, приняли решение - это ясно, значит, жертву уничтожат. Не Кристиан, так кто-то другой. Почему же он должен спокойно смотреть, как кто-то заработает деньги, которые мог бы заработать он? Деньги и есть успех, всю жизнь ему вдалбливали: главное - достичь успеха, оседлать судьбу, остальное приложится. Значит, на сделанное ему предложение можно взглянуть и по-иному: способен ли Кристиан Хилсмен сам лишить себя решающего успеха, тем более что повторного шанса не будет никогда, точно зная, что жертву все равно не спасти.
Снова звонки -
Выбирать не приходится. Кристиан Хилсмен смотрел на телефоны, как на орудия пыток. Скрипнула дверь. Сзади. Хилсмен вскочил, напряженно прижался к столу. Пальцы побелели. В дверях застыл техник с телефонного узла. Через минуту Хилсмен понял: никто специально не звонил, просто неполадки на линии с несколькими аппаратами. Через десять минут техник ушел. Телефон заработал - чудесная слышимость и никаких пустых звонков.
Кристиан успокоился. Решил, что пуля отбрасывает назад, значит жертва упадет в квартирный коридор и никакие перчатки не понадобятся. Какие неожиданности могли подстерегать?
Осечка!
Сразу и не сообразил.
Он направляет пистолет на фигуру в дверях, сухой щелчок… жертва захлопывает дверь перед носом - грохот стального запора - и тут же звонит в полицию. Может, потренироваться перед поездкой по указанному адресу? Привыкнуть к оружию? Хилсмен вскочил. Привыкнуть! Надо же, незаметно для себя он уже примирился с мыслью, что согласен, и обдумывает только детали. Смакование мелочей успокаивает, поэтому столь многие предпочитают размышлять о мелочах - в их частоколе скрывается главное, то, о чем, думать не хочется.
Для него главное: решился он или нет?
К вечеру разболелась голова. От постоянных сомнений, от страха, от раздвоенности. Никто не поможет, никто не поймет, не подскажет. Может, мать? Они не близки, но иногда в серьезных делах именно люди, на помощь которых в наименьшей степени рассчитываешь, как раз и выручают.
Около семи, с бутылкой французского ликера Хилсмен стоял перед матерью.
– О!
– Мать погладила бутылку, только потом посмотрела на сына. Она любила сладкие напитки, быстро приготовила чай.
Кристиан рассказывал о работе, о том, что Баклоу - его шеф всегда говорит, что Хилсмен самый способный, а выдвигает других, о Радже Сингхе - индийце, который кланяется по сто раз на день, завидев тебя еще с противоположного конца коридора, и каждый месяц получает прибавку. Хилсмен раздраженно щелкнул пальцами:
– Прозорливые устранители общественных конфликтов, им всех жалко: черных, потому что они черные, индийцев, потому что они индийцы, вьетнамцев, потому что они вьетнамцы, и только обычных людей, родившихся в чертовых дырах, разбросанных по этой злополучной стране, никому не жалко.
Мать наполнила крохотные рюмки, закатила глаза. Кристиан смотрел через стол и ловил себя на том, что перед ним совершенно чужой, непонятный ему человек. Глаза матери блестели. Оба предусмотрительно молчали - большинство тем вызывало обоюдное раздражение. Мать осушила рюмку, Кристиан попросил еще чая. В детстве, когда он должен был в чем-то признаться - наказуемом, греховном, мать мгновенно понимала это. И сейчас она посмотрела на него густо намазанными глазами, как много лет назад, со смешинкой и потаенной угрозой: выкладывай, выкладывай, все равно не скроешь.