Тонкости эльфийской социологии
Шрифт:
Кто ж знал, что Алиэль окажется настолько страстным, что с такой силой усадит меня на сей предмет мебели? Сам себе я казался достаточно легким, но, видимо, в то утро все было против нас. Грохот был такой, что звук выламываемой пинком двери на его фоне как-то потерялся. В комнату ворвались сразу Кар, Марфа и Том. Глаза у всех троих были просто бешеные. Конечно, Кар, им рассказал, как на него Нанисса смотрела, когда он нам дверь открыл, вот они и примчались, разминувшись с ней и Капишуле и решив, что нас с Алым тут на пару убивают. Живой и здоровый светлый в этот момент отплевывался
Андрей
Утро выдалось безрадостным. Да и как могло быть иначе, если оно началось для меня со скандала. Благо, я был не прямым его участником, а лишь поводом к нему. Проснулся я от воплей двух луженых мужских глоток. Доносились они из моей собственной прихожей и были подозрительно непохожи на звуки, издаваемые телевизором, который уже второй месяц пылился без дела в большой комнате. Так что я потряс головой, выпутался из одеяла, не желающего выпускать меня из своих тесных объятий, и поплелся на звук. Чтобы увидеть тех, кто соизволил так орать, оказалось достаточно просто выйти из комнаты.
Ир перед распахнутой в иной мир входной дверью спорил с Лучистым. Ну да, этих двух только могила и памятник на зеленой лужайке исправят, да и то – не факт. Превратятся в двух призраков и давай на тихий кладбищенских аллеях вселенские баталии устраивать. Вот гадство! С утра меня явно куда-то не туда занесло.
– А я говорю, что никуда он с тобой не пойдет!
– Если так печешься о его здоровье, вместо того, чтобы заниматься сомнительными методам лечения, давно бы в лекарское крыло отвел!
– И отведу!
– Сомневаюсь, – припечатал Камарель, хотел еще что-то сказать, но тут увидел меня, тихо, по стеночке пробирающегося по коридору в сторону ванны.
Ир, заметив взгляд эльфа, тут же обернулся.
– Мы тебя разбудили? – спросил он подозрительно участливым тоном.
– Нет. Я сам проснулся, – с готовностью солгал я. Даже странно, что мерцающий мне не поверил.
Закатил глаза к потолку и шагнул мне навстречу.
– Возвращайся в постель. Раньше полудня я тебя все равно из квартиры не выпущу.
– Вот еще! – возмутился я. – С каких это пор ты мне в мамочки записался?
– С таких… – он начал резко, можно сказать на надрыве, но неожиданно стал тих и, не побоюсь этого слова, мил. Разумеется, я, как охотничий пес, тут же встал в стойку. Что-то темнит мой Ир. Ой, темнит. Собственно, так оно и оказалось. Потому что мерцающий сказал дословно следующее:
– Я, можно сказать, впервые о ком-то по-настоящему беспокоюсь, – пролепетало это чудо, которое ну никак не могло быть тем Иром, которого я знал, – А ты… – он сказал это без обвинения, печально и обреченно, как вечно влюбленный в Мальвину Пьеро.
Ну всё. Это было последней каплей.
– Карамелька, оставь-ка нас на пару минут, – протянул я, расправляя плечи и отлипая от стены, к которой полуосознанно прижимался все время.
Лучистый, выходя обратно в класс, бросил на Ира странный взгляд, из которого я сделал вывод, что этот простофиля с непривычки купился и на томный голосочек, и на щенячий взгляд. А еще сам меня предупреждал, что Ириргану Шутвику веры нет. Ну да ладно.
Как только эльф ушел, я посмотрел на Ира. Строго так, пристально. В самую душу. Глупо, конечно, было с моей стороны рассчитывать, что он устыдится или хотя бы изобразит видимость этого. Я и не рассчитывал на такое. Просто скрестил руки на груди и вопросительно так протянул:
– И?
Невинный взгляд забитой обездоленной овечки.
– Ир, я ведь не шучу…
И тут он перестал играть. Посмотрел серьезно и по-настоящему, как мог бы смотреть он сам, а не его очередная маска или, что еще хуже – мерцание. Последнее, оно ведь не маска, нет, они на самом деле становятся своим мерцанием, пусть и ненадолго. У меня в голове такое плохо укладывается, и все же их раса в первую очередь опасна именно этими своими перевоплощениями. Складывается впечатление, что и нет в них ничего настоящего. Но я, если честно, все еще надеюсь, что очень даже есть.
– Я тоже, – сказал мне Ир, без игры и ужимок.
– Я свободная личность, совершеннолетний и самостоятельный, поэтому имею право…
– Нет, – отрезал он и шагнул ближе.
Зараза! Так и знал, что просто так этого упрямца не переубедить.
– Ир, это было просто переутомление, только и всего. Совершенно не из-за чего разводить панику.
– Я и не развожу.
– Ир!
– И не надо так на меня смотреть, – и вот тут он отвел глаза в сторону, что, признаться, меня довольно сильно испугало. От его последующих слов стало только хуже, – Дело не в тебе, если тебе от этого легче. Просто… – он запнулся, а потом молча отступил на шаг назад и совершенно неожиданно для меня стянул через голову светло-серую тунику. Повернулся спиной.
А дальше я не сдержался. Привычный российский мат, не имеющий с их магическими формулами ничего общего, лег на язык легко и, как ни странно, своей привычностью и обыденностью принес, пусть и мнимое, но облегчение. У него татуировка, которая, как я прекрасно знал, была на всю спину, кровила сразу в нескольких местах. Сам не знаю, почему протянул руку прикоснуться, но Ир не дал. Просто натянул тунику обратно и повернулся ко мне лицом. Глаза у него были все еще человеческие, то есть эльфийские. Да и вся внешность: уши там, и все такое прочее, тоже от Ириргана, а не Ириргавируса. Но, насколько я знал, у его светлого мерцания не было никаких татуировок.
– Какое отношение к этому имею я?
Он как раз повернулся обратно ко мне, и я увидел, как его лицо заиндевело от этого вопроса. Запоздало поняв, как грубо с моей стороны все это прозвучало, я начал лихорадочно соображать, как извиниться, но Ир мертвым, полностью индифферентным к окружающей его действительности голосом ответил.
– Самое прямое. Я пытался тебя лечить. Сам. Перестарался немного.
– Лечить? – вырвалось у меня. Я был возмущен и почти раздавлен, злясь не на него, нет, на себя. – От жизни не лечат, Ир!