Тоннель
Шрифт:
Он двинулся дальше. Вначале ничего не было, затем он услышал шаги позади себя с правой стороны. Это не были шаги человека. Несколько раз он оборачивался и направлял фонарик на звук, но ничего не видел. Сейчас его больше волновало свечение, которое продолжало усиливаться. «Что, если это радиация? — думал он. — Ерунда, никакая радиация не дает такого эффекта. Но что, если эта вещь еще похуже, чем радиация? Что, если оно убьет меня или просто свалит с ног после того, как я вернусь? Еще немного, еще совсем немного. Еще несколько шагов». Он поднял руку, чтобы посмотреть на часы. Поднял и подпрыгнул от ужаса.
Ремешок часов, всегда сидевший туго, сейчас прорезал плоть и вошел в тело глубже, чем на палец. При этом никакой боли и никакого кровотечения. Это выглядело так страшно, что его едва не стошнило. Он отстегнул ремешок, сорвал часы и швырнул их во тьму, даже не взглянув на время. На запястье осталась уродливая вмятина. Он пошевелил пальцами и убедился, что мизинец онемел и не гнется. Мизинец светился сильнее всего. Возможно, он уже начал отмирать. «Еще двадцать шагов, нет, тридцать, — думал он, — отсчитаю тридцать и остановлюсь. Я ведь прав. Не так ли? Чем дальше я зайду, тем больше выиграю времени на быстром вскрытии стенки. А время сейчас очень важно».
Только сейчас он увидел, что на его руках нет перчаток. Он совершенно не мог вспомнить, когда их снял и снимал ли их вообще. Инструкция это запрещала. Как же это случилось? Поглощенный этой мыслью, он чуть было не пропустил атаку сзади.
Несколько тяжелых тел бросились на него одновременно. Он успел срезать одного из нападавших, но второй сбил его с ног. Что-то ужасно захрустело в районе левой ступни. Он выстрелил, не глядя, еще несколько раз, затем закричал и продолжал стрелять в темноту, ощущая разогревшуюся рукоять оружия. Наконец выстрелы прекратились: он израсходовал весь заряд. Имелась еще и запасная обойма, он она была последней. Перед ним лежало несколько изуродованных тел разных форм и размеров. Некоторые тела светились, некоторые нет. Прямо у его ног лежала оторванная голова с длинными и острыми зубами, напоминающими гвозди. Челюсти продолжали рефлекторно двигаться. Он попробовал подняться, но не смог. Размер мертвой пасти был просто невероятным. Морда действительно напоминала лягушачью.
— Кажется, они откусили мне ногу, — медленно сказал он вслух и подтянул негнущуюся ногу поближе. Но все оказалось не так страшно: отсутствовала лишь передняя часть ботинка, а то место, где раньше находились пальцы, было сплющено — так, будто по пальцам ударили большим молотом. Чуть выше была дыра, сочащаяся кровью, а все остальное казалось целым. Во всяком случае, на пятку можно будет опереться.
Он еще раз попробовал встать. Вначале встал на колени, потом оперся на правую ногу. Взявшись рукой за стенку тоннеля, приподнялся. Потом попытался опереться на левую пятку и снова упал. Боль была такой сильной, что у него перехватило дыхание и закружилась голова.
Лежа, он поменял обойму. «Как я здесь оказался? — подумал он. — Как я здесь оказался и что я здесь делаю? С чего все началось? Ведь не может же быть, чтобы я забрался сюда безо всякой причины?»
Что-то было, что-то невидимое присутствовало в памяти, некая фигура, некий призрак — и вдруг он вспомнил. Это было так, словно ключ вошел в замок. Ну конечно же! Он вспомнил лицо умирающей девушки, спокойное лицо, безо всякого ожесточения, закрытые глаза, голову, соскользнувшую с подушки, полуоткрытые губы, прерывистое дыхание. Она была похожа на сломанный цветок. Пусть это сравнение банально, но она была именно такой. И в тот миг, когда он взглянул на нее, что-то случилось. Он понял, что не может отдать ее смерти. Она напомнила ему кого-то, может быть, старую фотографию собственной матери, может быть, первую детскую любовь, может быть, его собственный предрассветный сон.
— Так вот в чем дело, мужик, — сказал он сам себе, — она тебе просто понравилась. И ты захотел ее спасти, и это уже не просто работа. И что же тебе делать сейчас?
Допустим, он еще сможет кое-как идти. Идти, несмотря на боль. Рассуждая чисто физически, опереться на пятку можно. В крайнем случае можно прыгать на одной ноге. Но далеко так не уйдешь. Последняя обойма закончится быстро, потому что хищников станет больше — их привлекает запах крови. Наверняка они приближаются уже сейчас. То есть вернуться он уже не сможет. Попробовать можно, но шансы равны нулю. Оставаться здесь тоже нет смысла. Пройдет немного времени, и звери его съедят, не оставят даже косточек. Остается двигаться вперед. Вперед — так вперед.
На этот раз он поднялся легче. Ему удалось опереться на пятку и сделать первый шаг. Это было очень больно, так больно, что он наконец-то оценил справедливость слов о симфонии боли. Это была именно симфония, как минимум соната для скрипки с оркестром. При каждом шаге он ясно ощущал, как скрипят и трутся друг о друга мелкие обломки костей. Но вскоре он притерпелся. Боль даже помогала ему сосредоточиться. Он уже ничего не боялся и ни о чем не думал, он просто шел, считая шаги. А хищники шли за ним, постепенно приближаясь. Когда пришло время, он обернулся, чтобы выстрелить.
Метрах в трех от него стояло жабоподобное существо с пастью приличных размеров. Пасть была приоткрыта, из нее торчали зубы, длинные и тонкие, как гвозди. Пистолет медленно поднялся, приготовившись к выстрелу. Палец напрягся, спуская курок. Но ничего не произошло. Выстрела не было.
Он жал на спусковой крючок снова и снова, а хищник стоял, не двигаясь ни вперед, ни назад. Хищник пока боялся, он помнил смерть своих сородичей. Сергей повернул пистолет и посмотрел на курок. Нет, этого не может быть. Он попробовал еще раз. Попробовал — и увидел то же самое.
Его палец не мог нажать на спусковой крючок. Палец просто проходил сквозь сталь — или сталь проходила сквозь него.
Оружие на самом деле лишь отдаленно напоминало пистолет, разве что игрушечный, с широким пластмассовым стволом. Спусковой крючок тоже казался ненастоящим, но он был металлическим и очень тугим. Очень тугим — в этом все дело: как только палец напрягался, он начинал погружаться в сталь. Казалось, что металл расплавляет плоть; затем тело проходило сквозь металл, а крючок оставался на месте. То же самое было с ремешком часов, затянутым туго: он глубоко погрузился в тело.
Возможно, что так выглядит смерть в этом мире: его тело постепенно становилось бесплотным. Он сам становился тенью в этом мире страшных теней.
Сергей бросил пистолет в животное, оно сделало шаг назад и присело. Затем он достал резак, прикрутил головку и включил язык пламени, настроив его на максимальную длину. Огненное лезвие вытянулось сантиметров на сорок. Неплохое оружие ближнего боя. Белые блики отражались в больших глазах животного. Оно мигнуло несколько раз и отступило за деревья. Оно имело длинные веки и несколько бесформенных выростов на щеках.