Тоня из Семеновки (сборник)
Шрифт:
Зина молчала.
Ей было немного горько, что мама не советуется с ней.
– Боюсь я после всего, - продолжала мама.
– Сейчас все так хорошо и просто, а если официально - как-то будет... Да ну, хватит об этом!
Так опять у них не получилось разговора.
* * *
Это случилось в ноябре.
Зима в этом году пришла ранняя и устойчивая. Каждый день шел снег, и транспортеры еле успевали очищать улицы. Дворники вовсе не справлялись со снегопадом. Тротуары сузились,
Зина не помнит, чтобы мама когда-то болела и обращалась к врачу, а тут она пошла в поликлинику и вернулась удрученной:
– Видимо, придется ложиться в больницу.
Ни Василий Петрович, ни Зина не поняли, что случилось.
– Говорят, какие-то спайки и нужна операция, - сказала мама.
Василий Петрович ходил куда-то с мамой, что-то выяснял.
Через неделю маму положили в больницу.
В больнице был карантин, и Зину не пускали туда.
А Василий Петрович получил специальное разрешение и ежедневно после работы бывал у мамы.
После больницы он, как и прежде, приезжал домой, и Зина с нетерпением ждала его:
– Ну, как?
Василий Петрович рассказывал, как Зине казалось, очень осторожно и передавал ей записки:
"Зинок! У меня все хорошо. Как ты? Как в школе? Помогай Василию Петровичу. Целую! Твоя мама".
"Очень скучаю по тебе, Зинок! Очень хочу видеть! Не знаю, когда снимут карантин. Целую! Мама".
"Береги, Зинок, Василия Петровича! Очень он внимательный и хороший. Навести его Машу. У меня все хорошо. Целую! Мама".
Зина расспрашивала Василия Петровича, что делают с мамой, чем лечат, когда операция.
– Операция на следующей неделе, - говорил Василий Петрович.
– Видимо, во вторник. А сейчас капельница. Уколы разные. Исследования.
Зине казалось, что Василий Петрович чего-то недоговаривает, скрывает от нее.
Но что? Как узнать? Зина не знала.
К Маше она заезжала после школы не раз, да и Маша дважды к ней приезжала. Ходили они и на каток, но лед был еще плохим.
В день операции Зина отпросилась из школы и поехала чуть свет в больницу. Дальше гардероба ее не пустили. Вскоре появился Василий Петрович с Машей.
– А как же ты со школой?
– спросила Зина у Маши.
– Меня отпустили.
Василий Петрович разделся, набросил халат.
– Посидите, девочки!
– сказал он и направился к лифту.
Время тянулось медленно. Они почти не разговаривали. Смотрели на часы: десять, пол-одиннадцатого, одиннадцать, половина двенадцатого.
Василий Петрович появился около двенадцати, тяжело присел рядом на лавку, сказал:
– Только сейчас закончили. Привезли в послеоперационную палату. Она спит. Я через стекло видел.
–
– Зине не терпелось узнать подробности.
Василий Петрович словно не расслышал ее.
– Давайте собираться, - сказал он и направился к гардеробу.
Потом они вышли, и Зина опять спросила:
– Василий Петрович, так что все-таки у мамы?
– Не знаю, Зина, не знаю! Ничего не берусь сказать, - неопределенно ответил он.
У метро они попрощались. Василий Петрович поехал на работу. Маша - в школу. Зина решила в школу уже не идти - пошла домой.
Вечером Василий Петрович сказал:
– Маме, кажется, легче.
– Вы были у нее?
– Был.
Через несколько дней Зина опять стала получать от мамы записки, бодрые и обычные, как будто никакой операции не было. Она ходила на рынок - покупала гранаты и грецкие орехи. Дома выжимала сок и колола орехи. Василий Петрович отвозил это все в больницу вместе с Зиниными записками. Еще доставал крабы и черную икру. Маму уже перевели в свою палату. В конце декабря Василий Петрович достал елку и украшения, установил ее в маминой палате.
Новый год Зина встретила с Машей. Смотрели по телевизору "Голубой огонек". Василий Петрович был у мамы в больнице.
* * *
Январь был снежный и вьюжный.
Город напоминал снежную целину. Крыши, улицы, тротуары - все утопало в снегу. А он продолжал валить и валить.
Вскоре после Нового года Василий Петрович принес радостное известие:
– С завтрашнего дня в больнице снимают карантин. Ты поедешь?
– Конечно, как же!
– воскликнула Зина.
– Только приезжай к шести, как и я, - попросил Василий Петрович. И...
Он не договорил.
Весь день Зина ждала вечера. И на уроках, и после. Ничего не лезло в голову. Сходила на рынок, купила три свежих огурца и одну помидорину. Дорого, но мама любила. Выжала гранатовый сок. Запас гранатов был. Без конца болталась по квартире, смотрела на часы. Четыре, полпятого, пять, половина шестого. Тут собралась, оделась.
В больнице разделась, получила халат, поднялась на четвертый этаж. Больные лежали и в коридоре на раскладушках. Она нашла номер палаты.
В палате было четыре койки и раскладушка у окна. И если бы не Василий Петрович, уже сидевший у мамы, она бы не узнала ее.
Мама с желто-синим осунувшимся лицом лежала на высоко поднятых подушках. Вид у нее был измученный, только глаза блестели. Голову она держала плохо - голова качалась. Рядом стояла капельница. Резиновая трубка тянулась к руке.
– Вот и Зина, - как-то неестественно бодро сказал Василий Петрович.
Зина чмокнула маму в щеку и не знала, что спросить, что сказать.