Тоня из Семеновки (сборник)
Шрифт:
Василий Петрович взял у нее сумку, спросил:
– Принесла? Сейчас мы попьем. Ох, и зеленые огурчики, помидор! Прекрасно. Это мы поедим.
Он уверенно хлопотал вокруг мамы, а она смотрела на него и на Зину какими-то виноватыми глазами.
Зина молчала.
Василий Петрович дал маме несколько ложек гранатового сока. Потом передал помидор и огурец, посолил, взял вилку:
– Понемножку.
Мама ела с трудом.
В палату принесли ужин.
Мама посмотрела и сказала:
–
Сказала устало, словно ей было тяжело говорить.
И дышала тяжело, с хрипами.
– Ну хотя бы ложечку каши!
– попросил Василий Петрович.
– Нет, - коротко ответила мама.
Обратилась к Зине:
– Ты как?
Зина хотела сказать: "Не волнуйся, все хорошо, мамочка", но осеклась, боясь, что эти слова прозвучат не к месту.
– Ничего, - сказала она.
Они еще немного посидели вместе, и мама, кажется, задремала.
– Ты иди, - шепнул Василий Петрович, - и подожди меня внизу.
Зина, совершенно обескураженная, вышла.
Внизу она долго ждала Василия Петровича.
Наконец он появился.
Сказал:
– Договорился о ночном дежурстве. Целая проблема.
Оказывается, Василия Петровича ждала у подъезда машина.
Он открыл Зине дверцу, сел рядом с ней.
– Женя! К Дементьевым!
– сказал он шоферу.
А Зина даже не поздоровалась с водителем.
В машине она спросила у Василия Петровича:
– Это очень серьезно?
– Очень, - ответил он сразу, не раздумывая.
* * *
Приемные дни в больнице были не каждый день. И назавтра Зина не поехала. Сидела дома, ждала Василия Петровича.
Его не было долго.
В девять зазвонил телефон:
– Зина, это ты?
Зина почувствовала недоброе:
– Я. А что, Василий...
– Немедленно приезжай в больницу!
Зина помчалась. Бегом на метро, потом на троллейбусе, еще с километр пешком.
Василий Петрович ходил по вестибюлю в распахнутом халате, курил.
Увидев Зину, подошел к ней, обнял:
– Крепись, девочка!
– Что?
– не поняла Зина.
– Все, - сказал Василий Петрович.
Зину пробрал озноб, потом ударило в жар. Глаза заволокло.
Придя в себя, она спросила:
– А я?.. Мне можно туда?..
– Может, не надо?
– неуверенно сказал Василий Петрович.
– Надо!
– решительно сказала Зина.
– Ну, пойдем, - согласился Василий Петрович.
– Когда?
– спросила Зина в лифте. Она еще не могла смириться со страшной мыслью.
– Полчаса назад. В двадцать один ноль пять, - ответил Василий Петрович.
На четвертом этаже они прошли по коридору до знакомой палаты. В палате мамина койка была прикрыта ширмой. Капельницы уже не было. Василий Петрович
Лицо теперь у мамы было не желто-синее, а белое.
Василий Петрович опустил простыню, сказал:
– Пойдем.
Потом они сидели в ординаторской. Дежурный врач налил им по стакану горячего чая, пододвинул сахар. Они о чем-то говорили с Василием Петровичем, но Зина не понимала.
Она пила обжигающий чай и старалась представить себе мамино лицо, только что виденное, но не могла. Видела маму с папой, с дядей Колей, с Валерием Алексеевичем, с дядей Жорой, с Василием Петровичем, а теперешнее не могла.
Домой они возвращались на перекладных. Машины уже не было.
* * *
– Женю я отпустил, - сказал Василий Петрович.
На улице мела метель, выл ветер, было люто холодно.
– Как все это было?
– спросила Зина.
– Когда я приехал, - сказал Василий Петрович, - мама меня уже не узнала. Она была на наркотиках. Только в начале десятого широко открыла глаза, вроде узнала, хотела что-то сказать, и все... Я держал ее голову...
Дома Василий Петрович позвонил Маше. Все сказал.
– Ты ложись, я тут, - добавил он.
Сами они долго не ложились. Зина бесцельно бродила по квартире, Василий Петрович за ней. Потом вскипятил чайник.
Сказал:
– Попей!
– Я не хочу, - ответила Зина, но села тут же на кухне и обхватила руками горячую чашку. Ее всю трясло.
Словно вспомнив о чем-то, Зина вдруг спросила:
– Может, не к месту, но... Вы знали, Василий Петрович, что было с мамой потом, после папы?
Он подтвердил:
– Знаю. Она сама мне все рассказала...
Потом помолчал и добавил:
– И я не судил ее строго, а сейчас тем более.
Зина не спросила почему.
Внутренне она, кажется, понимала, что сказал бы Василий Петрович. Мама чувствовала приближение того, что случилось сегодня, и вот...
Словно угадывая ее мысли, Василий Петрович сказал:
– Единственно, чего не могу простить себе, что не уговорил маму оформить наш брак. Пожили бы, как люди...
* * *
Они шли с кладбища к электричке. Зина, Маша и Василий Петрович. Народу на похоронах было много. Люди с ткацкой фабрики. Несколько военных из политуправления. Даже кто-то из райкома и райсовета. Говорились речи, но Зина их не воспринимала. Она видела мамино лицо и красные подушечки с двумя орденами и тремя медалями. "Как у папы, как у военных", - думала Зина.
– Девочки, не сердитесь, но машину я отпустил. Начальство!
– говорил Василий Петрович.
Маму похоронили рядом с папой, в той же ограде. На папиной могиле стоял небольшой гранитный камень. Над маминой - груда венков и цветов.