Тополь Дрожащий (сборник)
Шрифт:
8
Одна из смен оказалась тяжелой. Боря был с легким похмельем, да тут еще где-то посреди бескрайних снежных просторов «упала» магистраль. Для бригады точных сварщиков из Новосибирска это означало день в пути до места обрыва, до забытого села, где пьяный Витка въехал в высокотехнологичную вышку на тракторе, а для Бори – несколько городов-миллионников, жители которых с неистовостью страждущего в пустыне вжимают кнопки домашних телефонов и стирают большой палец о сенсорные дисплеи мобильников: «У меня же вся жизнь там! Мы что же, в каменном веке? Мне должно прийти деловое письмо, вся работа встала!»
– Мне кажется, – отключив микрофон и перегнувшись через офисную кабинку к Свете, сказал Боря, – что к извечным вопросам «Что делать» и «Кто виноват» добавился третий – «Почему не работает Интернет?». Света усмехнулась и отвела глаза; из динамика ее гарнитуры доносился раскатистый мат.
Боря принимал звонки один за одним, но очередь не сокращалась, а наоборот, увеличивалась. Тридцать специалистов ощущали себя дворниками, убирающими снег в метель – и только они разгребали первые заносы, как на них обрушивались новые толщи замерзшей воды. Голова Бори уже раскалывалась от боли, он повторял в который раз: «В настоящий момент проводятся ремонтные работы по устранению обрыва магистрального канала, ориентировочные сроки..», сам задыхаясь от своих слов и казенных формулировок, ничего не выражавших.
Они приноровились к этому темпу, пяти минутам в два часа на туалет и чай, промочить горящее горло, но тут пробило восемнадцать ноль-ноль – и, уставшие, замерзшие, пришедшие домой с работы люди закипали без возможности написать однокласснице Любе Гординовой («ну ты помнишь, училась с нами, носатая такая, с четвертым размером в старших классах, ее еще называли „грудинова“») или прочитать последние новости из жизни столицы.
Наконец по ячейкам пронесся шепоток: «Починили, доварили,» – и уже через пятнадцать минут первый работник смог перевести дух.
– Держи, юродивый, я тебе покушать-с принес, – Соколов поставил перед Борей запечатанный тетрапак кефира.
Борис поморщился. Александр Соколов был глупым, надменным юношей, которого богатые родители отправили в колл-центр, чтобы тот учился работе и смирению. За всю школьную жизнь пролиставший только «Мцыри» и «Трех мушкетеров», Саня запоем читал о приключениях Фандорина, щёлкал пальцами, как четками, при всяком удачном случае и приобрел нелепую привычку добавочного «-с».
– Фу, блин, сказал. Спасибо, ваше высокоблагородие. Деньги отдам.
– Пойдем посидим где-нибудь после работы? Поправишься сразу-с, – добро сказал Саша.
– Я знаю тут одно место, покажу, там отлично, – сказал Боря, утолив жажду.
9
Борис и Александр уже разгорячились крепленым, у них сверкали глаза, а жесты стали резкими и широкими.
– Я купил себе новый айфон. Пять-с, как говорят-с. Он тоньше, чем предыдущий и у него… – Саша минут десять перечислял технические нововведения, расширения, утоньшения и развернутые характеристики устройства. Оборвав говорящего, Боря грохнул по столу:
– Вообще, ты меня не поймешь, наверное, Саш, но, ты меня выслушай, выслушай, конечно, это все должно закончиться. Нас вписывают в золотой миллиард, а где-то на эту машину производства дешевых смартфонов кладут здоровье молодые ребята…
– Ой, Боря, не начинай эту лебединую песнь, я пожалею, что тебя вытащил, – попытался оборвать его Саня.
– …Молодые ребята, как мы с тобой совсем, просто родившиеся не в то время и не в том, ой, месте.
– Хватит демагогии этой, сил нет, ну как будто что-то можно поменять, мир так устроен, Борь, ты че, предлагаешь-то? Ободрать-с и поделить-с?
– Да что ты ярлыками-то стреляешь, Саня, тебе все назвать нужно? Сидит, оделся, туфли у него такие-то, телефон такой-то, чекинится, даже если посрать садится. Узнаешь, не противно? Назвать все своими именами – вот это, понимаешь, быдло, а это, понимаешь, мажор, а этот, понимаешь, хипстер – и сидишь, сука, как в покойницкой, в морге, а на большом пальце у каждого бирка – «Иван Петрович Народовольский, правых взглядов, скончался от перепоста головного мозга».
– Фу, что ты грузишь меня? – развел руками Саша, – Что у тебя бомбануло-то так, в пять мегатонн? Прицепился, живу, как хочу. Ну нравится людям, ну и что, у нас свободная страна.
– То есть вот когда каждому можно впустую, бездарно тратить собственную жизнь – у нас свободная страна. А как только горстка безумцев начинает от людей защищать это же самое свое право на жирный ломоть без смысла, только пожирней вашего – ты мне начинаешь рассказывать, какой это ужас, кровавая гэбня тэ эм?
Саша покраснел, надулся, отсчитывая купюры и положил их на стол.
– Из-за нас не сидят. Все, Борь, ты перебрал, я пошел, у меня дела.
Борис сидел еще с полчаса и ухмылялся, сокрушаясь, что надо было, конечно, сказать точнее, сказать страстнее, что конечно, сидят, конечно, грузит, а что делать, выхода нет, и прочее. Он не рисовался, закатывая с сигаретой глаза к потолку – они стекленели, он был пьян, и, как боксер, вспоминал пропущенные удары в диалоге, считал очки, думал, как мог увернуться. Только допив вино, он, переубедив воображаемого Сашу, попросил счет.
Дойдя домой, он рухнул на матрац, скинув только куртку, и заснул почти сразу, пока комната перед его глазами еще кружилась. Ему снилось, как он стоит посреди Великой Степи, и по ней, неприкаянные, бродят люди, без дорог и путей, в лохмотьях, с нацепленными бирками. Он спал крепко, нечутко и не слышал стонов, доносившихся из соседней комнаты.
10
Наутро он быстро вышел из дома. У Бори не было много знакомых, но друзей детства имелось трое, дома сидеть не хотелось, и он навестил одного из них, Сороку, жившего неподалеку.
– Устал? – с порога спросил его Сорока, – а у меня это, женщина.
– Бодрствует? – спросил Боря.
– Не, спит. Давай, я тебя чаем напою, только тихо, ты ж знаешь, у меня стены картонные.
Они сели на кухне, хозяин щелкнул кнопкой на электрочайнике.
– Добро, – сказал Боря.
– Случилось чего?
Боря быстро пересказал ему разговор с Сашей. Сорока внимательно выслушал и рассмеялся.
– Ну, блин, старик, ты даешь, а потом ты мне жалуешься, что одинокий. Люди – они такие, чего неймется-то тебе?