Тополиная Роща (рассказы)
Шрифт:
Они расстались с Жуматаем в русском поселке, что лежал за горами горсткой беленых саманок. Жуматай, считай, тоже был на месте: в ближнем ауле были у него родственники по матери. Ему также предстояло начинать жить заново. Надеялся, что получит долг со здешнего бая Кумара — бай задолжал отцу Жуматая, умершему от оспы. Старик много лет пас табуны Кумара.
Федот купил в поселке корову, картошки на семена, немного пшеницы, проса для посева, старую, но годную еще в работу телегу, и вышли деньги, заработанные на промыслах.
Посеял
Выбрал наконец место для колодца. С сомнением приступил к рытью: долго ходил с веткой-рогулькой, искал под землей водяную жилу. Слаб был один-единственный толчок в руку.
Речушка высыхала на глазах, оставались бочажки — пичуге напиться. Спешил с колодцем, днями не вылезал из выработки. Глубоко уходила в землю шахта, а признаков воды не было.
Наезжал бай Кумар, его летовка была неподалеку, полдня пути. Рослый был бай, белозубый, молодой, на хорошем коне, с ним двое весельчаков. Шутили над Федотом, заглядывали в выработку. Федот заговорил об аренде, — дескать, осенью расплачусь.
Кумар оборвал его (он знал по-русски):
— Почему тут копаешь?
— По знакам выходит: есть вода.
— Покажи.
Федот принес рогулину, показал, как ходит с ней. Заговорил было вновь об аренде, вновь Кумар его оборвал:
— Копай, мужик, копай.
Речка высохла, ездили с ведрами к дальнему бочажку, прикрытому нависшим берегом. Черпали с грязью, с рыбьей мелюзгой.
Федот изработался, почернел, вылезал из шахты без сил. Погреется, попьет кипятку и опять спускается. Жена была измотана не меньше: ей приходилось днями крутить ворот, вытягивать ведро с породой.
Приезжал и Жуматай. Ненадолго друг заглядывал: нанялся к Кумару в работники.
— Ай, — вздыхал Жуматай и показывал, как в степи мастера выбирают породу из выработки: переброшенный через блок канат прикрепляют к седлу, уходит лошадь от колодца, вытягивает бадью.
Жуматай оглядывался на своего нерасседланного коня, — дескать, сам понимаешь, не мой конь, байский…
Федот вконец отчаялся, порода шла не водоносная — на сальные глины, на песок и намека не было. Пошел к баю просить коня.
В излучине речки останки большого сгоревшего байского дома. Чернели комья сорванного с крыши железа. У коновязи кони под седлами, казаки с шашками и винтовками полулежат в траве. Возле белой юрты пролетка с кожаным блестящим сиденьем, тут же большая фура, где навалены межевые столбы с черными орластыми печатями на затесах. На берегу речки десяток землянок и юрт байских работников.
Из байской юрты появился мордастый парень, вытирая на ходу сальные руки о голенища сапог. Сказал Федоту по-русски:
— Сиди, жди.
Федот сел под стеной юрты. Кошма была подвернута, чтобы сквозняк протягивал. Федот слушал разговор в юрте. Откуда тему было знать тогда, чем разговор неизвестных людей обернется для него.
— …Пожалуйста, угощайтесь, господин есаул, — упрашивал бай Кумар. Федот узнал его голос. — Позвольте подлить и вам, господин урядник. Вы наши степные порядки знаете, мы с открытым сердцем к вам.
— Это мы к вам с открытым сердцем, господин Кумар, — сказал насмешливый голос. — Если помните, в 1906 году изымали у вашего рода земли в переселенческий фонд, так ваших собственных пастбищ не тронули ни пяди. А вот когда ваши соплеменники нынче весной с пиками, с дробовиками переносили межевые знаки, установленные, кстати говоря, присутствующим здесь чиновником переселенческого управления, вы не вмешались.
— Зачинщиков сослали в Сибирь, господин урядник, — улещал Кумар гостей.
— Без вашей помощи, дорогой.
— Но я также пострадал, господа. Братья одного из зачинщиков сожгли у меня дом, вывезли зерно…
— После чего вы стали заискивать перед голытьбой, не скупились на угощение, зазывали к себе стариков.
— Я же не в небе пасу свои табуны, господа. Пути кочевий перерезаны пашнями, род лишился четырех кыстау, то есть зимовок…
— Вы своих зимовок и летовок не лишились, Кумар, — голос урядника стал доверительнее, — но можете лишиться, если будете вертеться между вашими и нашими.
— Межевых столбов у нас полна телега, — хохотнул басок, очевидно принадлежащий есаулу. — Живо отрежем.
— Мои соплеменники озлоблены против меня именно потому, что я помогаю русским.
В юрте засмеялись:
— Ну, хватил!
Смех перекрыл голос Кумара:
— Эй, мужик!
Выскочил мордастый парень, втолкнул Федота в юрту.
На коврах полулежали на атласных подушках несколько человек в расстегнутых мундирах. Федот со света плохо видел лица, рассмотрел только, что один с усами, другой в очках, а Кумар полотенцем вытирает руки.
— Вот ему, — сказал Кумар, — я позволил поселиться даром на моей земле. Так чего тебе, мужик?
— Дай коня на неделю-другую, осенью хлебом отдарюсь… Одному выбирать породу сил нет.
Бай кликнул мордастого парня, велел в помощь Федоту послать Жуматая с конем.
Федот готовился жать просо. Сено уже было заготовлено. Верил и не верил: неужто дело пошло?..
Приехал Кумар — веселый, одет богато: шерстяной чапан, серебряный пояс. С ним дюжина казахов, среди них жмется Жуматай.
Зачерпнули Кумару из колодца. Похвалил воду, сказал Федоту:
— Подарю кусок земли. Садись на коня, мужик, скачи от колодца. Как взмахну плетью, камень клади.
— Бай, ты видишь, что коня у меня нет, на корове пахал, — сказал Федот.
— Так скачи на корове. — Кумар захохотал.
— Разве на корове поскачешь…
— Так беги, мужик…
Федот снял поясок и побежал.
Рядом скакал Кумар с дружками. Крики, гогот, визг, лай.
Федот споткнулся, упал лицом в землю. Тут и бросили камень.