Тополиная Роща (рассказы)
Шрифт:
— Извините, ага, с места не сдвинусь. Вижу, что сберегу отару.
6
Улетели вертолеты. Еще четыре дня пометался бескунак в горах и укатил белым зверем, утащил искристый хвост позёмки.
Выждал Даулет неделю-другую. Постоял однажды утром, послушал, как стучат копытца по деревянным щитам, которыми накрывали земляной пол овчарни, как хрустят овцы сеном. Сказал брату и жене:
— Вернусь, станем двигаться к месту окота. Поеду мириться с председателем, умелых
Оседлал коня Даулет, уехал. Куцый ускользнул с зимовки. Обогнал хозяина, выскочил на него из балки, замер.
— Ишь волю взял, никого не спрашивается! — засмеялся Даулет. — Разве сейчас время по гостям?
Куцый отстал от Даулета на въезде в поселок, где бульдозер пробивал проход в снегу; проделал недолгий путь огородами и увидел Черноголового на плоской крыше сарая.
По склону сугроба Куцый поднялся на крышу дома. Стали псы друг против друга, оба широкие в груди, оба черноголовые, с могучими лапами.
Куцый схватил старый ватник, лежавший у трубы, потащил. Черноголовый догнал его, вцепился в другую полу. Зарычали псы в притворной злобе, прижали уши, завертелись бешено, мелькая белым подвесом, длинной шерстью на задних ногах. Сахарно белели зубы в красных горячих пастях. Паутинкой блестела слюна на шерсти.
С треском разорвался ватник. Куцый, отлетая, ударился о шест телевизионной антенны, так что струнами загудели растяжки, скатился по отвесу сугроба. Прыгнул за ним Черноголовый, выхватил у него лохмотья, запетлял по белой целине огорода, увертываясь.
И лето и зиму чабан в степи, побыть в поселке для него праздник. Праздник начинается с бани.
Куцый и Черноголовый притрусили за чабаном к бане. Черноголовый, желая показать, что он в поселке всюду свой и что Куцый всюду вхож с ним, отворил дверь ударом лапы, и псы очутились в предбаннике. Банщик крикнул:
— Не лето, двери-то держать нараспашку!..
Куцый, растерявшись и оробев, ведь он был степной пес, последовал за Черноголовым. Банщик сходил закрыл двери, посчитав, что их оставил открытыми Даулет, и продолжал обсуждать с ним поселковые новости.
Тем временем он достал из тумбочки два веника, с шуршанием потряс перед Даулетом:
— Для чабанов припрятано… Один березовый, другой, видишь, дубовый… Из Башкирии мне присылают посылками.
— Оба на меня истратишь?
— С чабаном дружить — с мясом быть, — засмеялся банщик. — Сейчас березовый в таз, замочим кипятком… вода настоится на березовом листе. Как помою, напоследок тем настоем тебя оболью, будешь и в степи у себя пахнуть березовым листом…
В щель между шкафами Куцый видел, как банщик, голый мужичок в холщовом фартуке, дополнил свой наряд: он надел на голову войлочную шляпу, на руки рукавицы. Взял веники, сказал:
— Ну, айда париться!
— Ты меня сильно веником не бей, — сказал просительно Даулет.
— Маленько похлестать надо, — спокойно ответил банщик. — Ты день за днем на ветру, у тебя стужа сидит
Даулет и банщик скрылись за дверью. Псы обошли раздевалку и легли под окном, откуда слегка дуло.
Из-за дверей приглушенно доносились голоса Даулета и банщика, звяканье тазов, шипение и плеск воды.
— Ай, хватит! — донеслось из-за двери.
Куцый узнал голос Даулета, вскочил. В голосе хозяина он слышал испуг.
— Ай, не надо! — вскричал Даулет.
Куцый бросился на помощь. Тяжелая от сырости дверь мгновенно захлопнулась под действием пружины. Пес очутился в пустынном помещении, среди каменных лавок, и стал было в растерянности.
Но тут из двери, врезанной в заднюю стенку мыльни, донесся вопль Даулета:
— Ай, горячо! Ай, хватит!..
Куцый кинулся в распахнутую дверь. Горячий и плотный воздух оглушил его, обжег ноздри. Сквозь слезы, как сквозь туман, Куцый увидел под потолком хозяина и банщика. Его хозяина хлестали веником, он корчился и увертывался!..
Куцый, оглушенный жаром, полез наверх, рявкнул. Обидчик Даулета увернулся, сунул в пасть псу веник. Куцый задохнулся, на миг потерял сознание и скатился по ступеням. Здесь Даулет схватил его за загривок и выволок в мыльню.
Там у входной двери метался Черноголовый, всем своим видом показывая, что в эту историю он попал исключительно по простодушию Куцего. Даулет выгнал их в раздевалку, оттуда на улицу и бегом вернулся в парилку со словами:
— Поддавай!..
— Пошло дело! — одобрил банщик. Рукой, одетой в рукавицу, он откинул дверцу в печи, за ней в глубине краснели раскаленные камни. — Берегись! — крикнул банщик, взмахнул тазом, плеснул.
Ахнуло, с шипением ударил пар, затопил парилку.
На холоде псы отряхнулись, отдышались. Куцый, помотав головой, наконец зацепил языком край прилипшего к нёбу березового листа и с отвращением выплюнул его. Шерсть на морде хранила въедливый запах раскисшего березового веника.
Черноголовый, сконфуженный, обошел вокруг него раз-другой. Рявкнул, отскочил — поманил за собой. Куцый угрюмо отвернулся. Вновь рявкнул Черноголовый, извинительно, — дескать, ладно, брось горевать.
Псы прошли задами огородов, выбрались на темную улицу и здесь остановились перед тесовым забором.
Черноголовый злобно зарычал, вызывая врага, и взглянул на Куцего — дескать, сейчас увидишь, какие могучие враги у меня и как я с ними расправляюсь.
Из глубины двора ответили злобным лаем («Проходи мимо, покуда цел!»).
Черноголовый прижал уши, стал рычать и задними лапами расшвыривать снег.
С лаем накатился враг, ударил в полотно ворот, заметался. Сверкнул в щели его глаз.
Хрипели псы, сквозь щели обжигали дыханием друг друга, грызли доски, изнемогая, царапали когтями и в новой ярости бросались на забор.